К корпусу же вела дорожка, тщательно выложенная когда-то красным кирпичом, который со временем растрескался, местами превратившись в красные осколки или вовсе, в крошку. И снова — кусты. На этот раз дёрен с золотисто-зелёной листвой, наглухо перекрывший все пути отступления всем, кто надумает шагнуть на эту тропу знаний. Вчерашний дождь сделал их свежее, пропитал кирпич влагой, так что кое-где тот начал пошатываться в распухшей земле. Один неосторожное движение, и можно легко подвернуть ногу. Хорошо, что Лайтнед предпочитал высокие сапоги с узкими голенищами, шнурующимися до самого верха. В них можно было хоть по горам лазать, хоть по таким вот тропкам перепрыгивать.
А вот шерстяной камзол был лишним. Фредрик чувствовал, как пот вперемешку с оседающей мглой капельками спускается от виска к подбородку. Жаль, но более подходящего костюма в гардеробе не нашлось. Те яркие, расшитые блестящими нитками и украшенные перьями наряды вовсе не годились для его цели. Они хороши для балов или посещения театров, но ни как не для собеседования в академии. К тому же Лайтнеду не хотелось выделяться на фоне остальных студентов и как-то показывать своё материальное превосходство перед ними. Тот, прошлый Фредрик мог себе такое позволить. Фредрик-франт, Фредрик-повеса.
Но тот прожигатель жизни умер. Исчез. Испарился без следа, подобно тому, как вскоре испарятся жемчужные капельки с листов дёрена. На его место пришёл другой. Однажды утром, три месяца назад, открыв глаза, занял место прежнего Лайтнеда. То было пасмурное и тёмное утро — не чета сегодняшнему. Юношу разбудило пение птицы: странное, диссонирующее с мрачностью природы, похожее на насмешку. Несколько минут Лайтнед не двигался. Он просто ощупывал покрывало рядом с собой, пока взгляд медленно скользил от одного угла спальни к другому, выхватывая по одному предметы меблировки.
Высокий шкаф простёрся вдоль стены, закрывая ту полностью. Латунные ручки в форме обнажённых девиц, такие же — на комоде рядом с кроватью. Диванчик, не слишком широкий, на таком не рассядешься и, тем более, не разляжешься с книгой в руках. Твёрдую спинку и жёсткие подлокотники компенсировало обилие подушек всех оттенков фиолетового — от полуночного до нежно-аметистового. В углу, словно наказанный ребёнок, притулился письменный стол-коротыш, годный лишь на то, чтобы служить подставкой для компании пузатых бутылок и бокалов. А почётное место у окна заняли кресла, такие же лавандовые, как диван. Лайтнед поморщился. Придётся менять обстановку. Если, конечно, не удастся никуда переехать, на что юноша очень надеялся.
Лишь спустя четверть часа он позволил себе встать и пройтись. Шаги давались легко, нигде ничего не стреляло, не мешалось и не болело. Удивительно приятное ощущение! Боязливо приблизившись к зеркалу, Фредрик заглянул за краешек рамы. Перед глазами его предстал молодой человек лет двадцати с пышными волосами светло-русого цвета и довольно приятными, но не примечательными чертами лица. Правда, вид у него был каким-то потрёпанным, а в глазах плескалась тревога, что, впрочем, было не удивительно в сложившихся обстоятельствах.
— Я цел. Я здоров, — с облегчением произнёс Лайтнед.
Хотелось добавить, что произошедшее с ним — всего лишь сон, но от правды не убежать, как и от нескольких месяцев вынужденного постельного режима. Не убежать от немощности, от сковывающих мышцы спазмов. И от повторяемой в ночи молитвы: небесная птица, прекрати мои страдания. Наконец-то, она была услышана. Наконец-то Фредрик может вот так, запросто, пройтись без поддержки по пушистому ковру. Может стащить опостылевшую одежду и, потянувшись всеми суставами, просто постоять посреди спальни голышом. Только спустя несколько мгновений он одумался: мало ли, кто зайдёт?
Пришлось немедленно спрятаться в ванной и уже там, в тёплой воде, продолжить своё занятие. С удовольствием подвигать сильными ногами, согнуть и разогнуть каждый палец на руке, словно примеряя, не жмёт ли обновлённое тело. Глаза больше не застилал туман, зрение снова стало чётким. И Фредрик смотрел. Смотрел на всё: на разноцветные плитки, которыми была отделана ванная комната, на лежащие на полке толстые полотенца. Он прочёл все названия шампуней и жидкого мыла, с удовлетворением отметив, что не потерял способность читать. Волосы юноши были спутаны настолько, что пришлось буквально раздирать их на отдельные пряди. От тела шёл неприятный запах пота, и Лайтнед с остервенением скоблил себя жёсткой мочалкой, пока кожа не стала насыщенно-розовой.