— Смельчак. Сильный.
— Ох, хорошо! — выдохнула Майетолль, но следующие слова заставили её застыть изваянием:
— Не выживет.
— Да что же это такое?! — А вот её муж не выдержал, рявкнул. — Если он силен и смел, так почему умереть скоро должен?
— Я не сказал, что он скоро умрёт, — снова превращаясь в страшное чудище, с расстановкой произнёс Вайлех. — Лишь, то, что не выживет.
— И что это значит? — раздражаясь всё больше, вновь накинулся на старца Тейлус. — Разве это не одно и то же?
— Естественно, нет. Ваш ребёнок может прожить и двадцать, и сорок, и шестьдесят лет. Сейчас ему не угрожает никакая опасность. Но когда на город опуститься чёрная короста, никакое средство не сможет его спасти. Ни одна трава не вырвет его из жутких когтей, ни один талисман не отвернёт беду.
— Пойдём, — окончательно взбесился Тейлус. — Я, должно быть, с ума сошёл, если согласился сюда явиться. Видно, радостно ему запугивать добрых людей своими глупыми страшилками!
Отмершая Майетолль часто-часто закивала и, приняв протянутого ей малыша, немедленно прижала его к себе с такой силой, что Фабийолль заплакал. Она даже не смогла толком проститься с ведуном, только пролепетала нечто невразумительное да шмыгнула за порог. Да бывший лекарь и не жаждал никаких прощаний».
«Жар не спадал вот уже вторые сутки. Все попытки напоить малыша отваром из ивовой коры оставались безуспешны. Майетолль мешала отвар с коровьим молоком, чтобы было не так горько, но едва смесь вливалась в желудок мальчика, как его начинало рвать. Простынки, вымоченные в уксусе, лишь ненадолго облегчали страдания. Не совать же его в ледяную воду, в конце концов? Хотя бегающий по разным поручениям из дома во двор и обратно Тейлус уговаривал супругу именно на это.
— Подождём ещё немного, — покачивая на руках младенца, неизменно отвечала женщина. Если вчера Фабийолль истерично кричал несколько часов подряд, то сегодня лишь болезненно попискивал, будто на полноценный крик больше просто не осталось сил. — И попробуем его накормить.
Мальчик не стал брать грудь, не стал пить и из ложки. Он отпихивал от себя руки матери, и неистово пускал белые пузыри из беззубого рта. После целого часа мучений, Майетолль сдалась. Наполнили ванночку прохладной водой и стали медленно погружать в неё малыша. Но едва его пяточки коснулись воды, как Фабийолль заверещал так, словно с него заживо сдирали кожу.
— Я больше не могу! — заплакала мать. — Старик был прав…
— О чём ты, — убирая ребёнка подальше от воды и пытаясь хоть как-то его успокоить, непонимающе спросил Тейлус. Потом ум его, затуманенный суматохой последних дней и двумя бессонными ночами, прояснился: — Ты о Вайлехе?
— Он же ясно сказал, что наш мальчик не выживет, когда придёт чёрная короста. Как бы мы ни старались, ничего ему не помогает! Ох, бедная я, несчастная!
Тейлус как стоял, так и опустился на лавку. Старался он забыть о пророчестве ведуна, да только всё складывалось один к одному.
Спустя три месяца после их визита к старику, на городок обрушилась неведомая напасть. Говорили, будто пришла она с иноземными купцами, другие шептались, что это — вовсе происки местной ведьмы, которую накануне спалили на площади. Она-де обещала, пока языки пламени не перекинулись с дров на её грязную сорочку, что никто из присутствующих при казни не протянет дольше недели. Но каковы бы не были причины, а вскоре один за другим стали люди в городе заболевать. Симптомы у всех были одинаковые, сходные с теми, что сейчас проявлялись у Фабийолля: жар, полное неприятие пищи, как твёрдой, так и жидкой. Через три-четыре дня, ослабевший больной начинал покрываться мелкими гнойничками с тёмно-красной каймой. Они чесались, затягивались корочкой и быстро чернели. Отсюда и прозвали местные болезнь чёрной коростой. Умирали, правда, не все. Тейлус сам лично видел нескольких выздоровевших, но настолько похудевших и подурневших, что впору было и их закапывать в землю».
— Не хотел бы я жить в те времена, — поёжился редактор, и теперь уже по своей воле отложил рукопись. — Ведуны, колдуньи и полная антисанитария. Я так понимаю, это та самая зараза, которая погубила знаменитого поэта Истера в начале прошлого века.