Мужчина стянул надоевшую одежду, оставшись в одной рубашке и штанах с вытертыми коленями. Тивисса одобрительно кивнула, метнулась за дверь, на ходу бросив:
— Рушник на крючке! Мой руки тщательно, не люблю грязнуль.
Несколько раз ошалело моргнув, чужак запоздало рассмеялся. Эх, вот же даёт! Но приказа не ослушался. Вода в рукомойнике оказалась на удивление тёплой. Нашлось и самодельное мыло. Мужчина вымыл с ним не только руки, но и лицо, только кожа светлее не стала. Загар пристал прочнее грязи. В тазу поплыли тёмные хлопья.
— Я сама вынесу, — женщина будто прочла его мысли. Тронула за плечо, кивнула в сторону светлицы. — Идём.
Дом оказался не таким большим, каким чудился снаружи. Большую часть кухни занимала печь. У окна притулился стол и пара стульев. Лавка тоже имелась, погребённая под несколькими подушками. На стенах Тивисса развесила пучки трав, косы лука и чеснока. В уголок забился сундук, над ним приколотили несколько полок с разнообразной посудой. Уютно, чистенько и светло. Единственное, что бросалось в глаза — птичья клетка, в которой не было ни птицы, ни каких-либо следов ею прошлого присутствия. Может, это место для той вороны, которая недавно так предательски выдала гостя? Только вот по размеру маловата. Едва не задев клетку головой, тот уселся на предложенное место.
— Хлеб, молоко. Есть варенье. Ты ешь варенье? — отрезая несколько ломтей от круглой буханки, спросила хозяйка.
— Да, — ответил и зачем-то добавил, — я в еде не привередливый.
— Ну, вот и отлично, — серьёзно кивнула женщина. — Хм… и откуда же к нам тебя занесло?
— Из Внежина, — назвав ближайший к деревне крупный город, не моргнув глазом, соврал чужак.
Он привык к допросам: кто, откуда, куда путь держишь? И всегда выдавал схожие легенды. Люди спрашивают лишь бы спросить, так чего каждому отчитываться? Завтра же он наденет свой плащ, возьмёт котомку и так же тихо покинет деревню, как покидал уже множество других. А через день Тивисса забудет, что он ей говорил. Но женщина неожиданно усмехнулась:
— Не хочешь — не говори. А вранье своё попридержи для местных.
— А ты что, не местная? — удивился мужчина.
— Как сказать… Захотела вольной жизни, решила, что лучше одной жить. Вот уж шестую весну тут, а место это моим так и не стало.
— Разочаровалась, значит, в жизни вольной? — прихлёбывая прохладное молоко из глиняной кружки, поинтересовался чужак. Тивисса только плечами пожала.
— Да нет. Деревенские ко мне хорошо относятся, живу не впроголодь, всё есть. А большего мне пока не надо. Кто знает, чего в голову взбрести может? Вот возьму как ты, да подамся в лихие люди.
— Я не разбойник, — тут уж гость не солгал.
— Да разве я говорю, что так оно? Лихой значит, что вместе с лихом ходишь. Как на тебя взглянула, так поняла: над тобой давно тучи черные нависли.
«Значит, и правда, чует чего-то» — про себя раздосадовано подумал мужчина.
— Ну прямо… — не нашёл ничего умного сказать.
— Ладно, раз уж мы с тобой хлеб разделили, и не только хлеб, то скажи-ка мне: как тебя звать?
— Зови меня Путник.
— Просто путник? — прищурилась Тивисса.
Солнце уже в наглую заглядывало в окно, пытаясь понять, чем это люди таким интересным занимаются. Только теперь гость заметил, что в раму вставлено не простое стекло, а волшебный хрусталь. Да уж, хозяйка не лукавила, когда говорила, что живёт в достатке. Последний раз он такие окошки видал… впрочем, о том времени вспоминать гостю совершенно не хотелось. Он отщипнул хлеба, задумчиво покатал между пальцами, попутно замечая, что из-под ногтей так и не вымылась дорожная пыль. Если остаться здесь на неделю-другую, кожа на руках вновь станет мягкой, волдыри заживут. Можно будет, наконец, попариться в бане и постричься.
Да только проклятие никуда от этого не подевается, а он был как никогда близок к тому, чтобы понять его суть. Ухватить за кончик хвоста, как змею, вытащить его из норы. А потом отхватить острым клинком голову вместе с ядовитыми зубами.
— У меня было так много имён, — слова полились сами, не требуя усилий, — что все они слились в один неразборчивый звук. Можешь звать меня, как тебе будет угодно, Тивисса. Но сейчас я простой путник, что заглянул к тебе выпить молока и немного отдохнуть. Не более того, но и не менее.
— Что ж, Путник так Путник, — улыбнулась хозяйка. Ложись пока здесь. Лавка широкая, ночью будет тепло. Если захочешь, дам подушку и одеяло. А у меня на сегодня дел много намечено, да они тебя не касаются. Только если вечером попрошу дров наколоть, подсобишь?