— Может... а может, и нет, — сказала Сара, наматывая цепочку на пальцы
— Стоит попробовать, — Гарри бросил последний взгляд на куклу, и холодок пробежал по его спине. Где я мог видеть ее раньше?
Сара вставила ключ в замок деревянной коробки. Сработало. Он плавно и легко повернулся, и коробка открылась. Она медленно подняла крышку, Гарри смотрел из-за ее плеча.
— Что это?
— Похоже на... свитки.
Сара взяла один из них и разложила на столе. Он был очень старым, но не древним, на нем остались следы того, как его снова и снова скручивали, словно сетку. Это выглядело как карта.
— О Боже, Сара.
— Что? Что это такое?
— Это одна из Секретных карт! — Гарри благоговейно наклонился к ней, опираясь на ладони. — Эти карты были на вес золота, Сара. Их практически невозможно найти...
На карте, которую они вытащили, были Британские острова, но она была полна символов и примечаний. Пометки были очень странными, Сара не могла разобраться в их значении.
— Это ориентиры. Смотри. Холмы... Подземные источники... О, я знал! Я всегда знал, что там был город! Посмотри, он теперь под водой...
Сара вытащила еще одну и развернула ее.
— Это карта Шотландии, посмотри...
— Конечно... Калланиш... Лох Глас... Часовня Росслин... И Эдинбург, смотри! Здесь много происходит. Потрясающе.
Они осмотрели еще несколько. На одной были странные очертания и тени, разноцветные линии, переплетающиеся и расходящиеся, спирали, волны, завитки, некоторые выходили за линию моря, некоторые резко обрывались. Они напоминали Гарри татуировки Маори, которые он видел в Новой Зеландии.
— Что это? — спросила Сара.
— Линии лей и электромагнитные поля. Полезны для необычных миграций птиц, кругов на полях, обмороков... Была бы у меня такая в Японии... — Он покачал головой.
— Вот эта огромная, — Сара раскрыла карту, которая заняла добрую четвертую часть стола. — Это Лондон.
— Тайная карта Лондона, — с благоговением сказал Гарри.
— Интересно, а есть карта Эдинбурга?
— Вот она. Такая же, как и Лондонская. Сара, эти карты стоят миллионы. Мои клиенты из Японии убили бы за них. В буквальном смысле.
Если бы Сабха узнали, какие сокровища прячут Миднайты, какими владеют знаниями...
Сара вздохнула.
— Это нам пригодится?
— Можно сказать, что да. С этим и арсеналом Джеймса...
— Гарри.
— Да?
— Это все твое. Вещи моего отца, в смысле, — сказала Сара, аккуратно скручивая карты и складывая их обратно в шкатулку.
— Что?
— Ты единственный племянник моего отца. Его вещи принадлежат тебе. Я даже не знаю, как пользоваться всем этим... оружием, — она сказала последнее слово с оттенком отвращения.
— Ты можешь научиться.
Сара хмуро покачала головой.
— Я — не мой отец. У меня есть Темная вода и мои сны. Я буду учиться маминым заклинаниям, — она указала на вещи Анны, осторожно сложенные на дубовом столе, — но не буду сражаться так, как сражались мои родители и ты. — Гарри кивнул в безмолвном молчании. — Я хочу, чтобы ты согласился. Если это наследие Миднайтов, то оно и твое тоже.
Гарри отвернулся.
Наследие Миднайтов...
— Очень хорошо.
Сара улыбнулась той редкой улыбкой, которая зажгла ее зеленые глаза на секунду, словно сердце самого леса, такое далекое, что никто не может до него добраться.
— Ты, по крайней мере, знаешь, что с этим делать. С мамиными вещами я даже не знаю, с чего начать...
— Она никогда не учила тебя заклинаниям?
— Нет. Она думала, что еще будет время... — Привычная волна печали захлестнула ее, как и каждый раз, когда она думала об Анне.
— Я не знаю, Сара. Она понимала, что ее жизнь в опасности. Она знала это на протяжении месяцев. О чем она думала, оставляя тебя такой... невооруженной? Джеймс тоже не учил тебя охотиться, тебе нужно было сделать все впервые в одиночестве, — его голос затих. Он видел, как ее глаза наполняются слезами.
— Прости, я не хотел тебя расстроить.
— Все нормально. Я знаю, что ты прав. Не знаю, почему они меня не учили. Никогда здесь не были, всегда такие занятые...
Слишком занятые, чтобы спасти своей дочери жизнь?
— Теперь, когда я об этом думаю, то вспоминаю, как мама однажды говорила об этом...
Стояла теплая, мягкая июльская ночь. Анна с Сарой были в саду, в небольшом уголке, где Анна выращивала целебные и магические травы.
— Для защиты и обеззараживания, — сказала Сара, прикасаясь к бутону розмарина.
— Отлично. Нужно еще столькому научиться... Когда ты меня научишь?
Анна отвернулась, собрав свои черные волосы в руку, когда она наклонилась, чтобы собрать немного тимьяна.
Я уже научила тебя некоторым заклинаниям.
— Детским заклинаниям! Не настоящим, не тем, что используются на охоте. Мне шестнадцать, мам, уже пора!
— Я знаю, дорогая, я знаю... Но эти заклинания не безвредны. Они могут быть очень опасны. Твоя бабушка разрешила меня выучить их только после женитьбы.
— Но я готова!
Анна посмотрела ей в глаза. « Мой замечательный ребенок », — подумала она... « Мой взрослый ребенок » .
— Я подумаю об этом.
Сара улыбнулась.
— Это значит «Да»?
— Это значит «Я подумаю об этом».
— Когда? Скоро?
— Скоро, — уступила Анна. — Если со мной что-то случится...
Улыбка Сары исчезла.
— Не говори так.
— Мы должны быть готовы. Если что-то со мной случится, ты должна знать, что я не оставила тебя неподготовленной. Если меня не будет здесь, чтобы научить тебя заклинаниям, ты должна знать, что я найду способ дать тебе знать о них.
Сара задрожала, несмотря на летнее тепло. Слова Анны звучали как предостережение.
— Она сказала, что найдет способ дать тебе знать о них?
Сара кивнула. Она не могла говорить. Не плачь, не плачь, не плачь.
— О, Сара. Не беспокойся. Мы узнаем, что она имела в виду. Слушай, день был долгим, не хочешь пойти отдохнуть?
— Ладно. Но сначала я позанимаюсь часик. Гарри...
— Да?
— Если придет сон...
— Я не буду спать.
— Спасибо, — они смотрели друг на друга, на мгновение связанные.
Сара достала свою виолончель и встала у окна.
Когда она играла, Сара чувствовала спокойствие, реальность словно замирала. Ее музыка отражала ее страстную натуру. Темные, яркие ноты виолончели пели о собственной печали, собственном одиночестве. Джеймс всегда говорил, что, в какой-то степени, она была виолончелью.
Она закрыла глаза и окунулась в музыку. Она знала свой отрывок для прослушивания наизусть, она репетировала его так долго, и играла его мастерски. Ее учитель музыки, Сандс, столько помогал. Он очень гордился этой целеустремленной, талантливой, увлеченной молодой девушкой.
— Чтобы стать великим музыкантом, ты должны быть погружена в музыку. Питайся ею, упивайся ею, дыши ею, — сказал ей однажды мистер Сандс. И она, определенно, следовала этому совету.
Мистер Сандс всегда смотрел на ее руки и задавался вопросом, почему они были такими сухими, красными и выглядели грубыми. Несколько раз она замечала, как он смотрит, и решила соврать еще кое в чем.
— У меня псориаз.
— О. Должно быть, играть для тебя настоящее мучение.
— Так и есть, — сказала она, не вдаваясь в детали. Боль отвлекает меня от того, что болит по-настоящему, — могла она сказать, но не сделала этого. Это его не касалось. Ему не следовало бы думать о том, что она делала своими руками. В ее руках была ее душа. В ее руках была ее сила. И все же, она уничтожала их, она заставляла их кровоточить.
Последние несколько нот повисли в воздухе. Сара убрала свою виолончель в пурпурный чехол и начала готовиться ко сну. Она переоделась в шорты и футболку, завернулась в белый шерстяной кардиган и села на подоконник. Она прислонилась к холодному стеклу. Она видела Тень на ее ночной охоте — черный безмолвный силуэт напротив белого гравия.