- Я тоже не могу. Уйдем, Костя...
Наверно, они ушли, может быть, отвернулись, потому что тарантас, возница и Чехов исчезли, а картина внезапно переменилась.
Теперь был другой берег, дикий, лесистый, ели подступали к воде. Байкал неспокоен, набегала волна, ветер срывал, раздувал пену. Здесь же, между камней, шарахалась на волне большая пузатая бочка. Человек, вошедший в воду, делал возле нее работу: Константин видел покрасневшие от холода, исцарапанные руки, бородатое ожесточенное лицо человека, котомку, болтавшуюся у него за спиной. Но вот бочку стало меньше болтать, человек, навалившись на край, перебросил в нее ногу, другую, повернулся на животе, оказался внутри. Мужчина удовлетворенно взглянул на берег, поглядел на воду, на далекий, чуть видневшийся противоположный берег, перекрестился.
- Доедет, - сказал Константин.
- Доедет, - отозвалась рядом Варя, и все исчезло.
Они сидели на скале в свете дня. Шумели позади сосны, Байкал горел синим, солнце пылало.
- Что это? - спросил Константин, встряхивая головой, - Гипноз?
Варя ответила:
- Мы там были.
Некоторое время они молчали.
- Можешь ты наконец объяснить? - спросил Константин.
- До конца не могу, - призналась Варя. - Ты ведь знаешь о моей специальности: работа с мозгом, воздействием на подсознание человека. Тут я в своей тарелке. А вот со временем... Здесь много неразрешенных вопросов.
Костя был инженером Орловского приборостроительного завода, знал механику, электронику. О времени имел смутное представление, кто из нас имеет о нем очерченное понятие?..
- Передвигаться во времени физически, - продолжала Варя, - сегодня мы не умеем. Может, когда-то, в будущем... Но то, что было в природе и что будет, несомненная реальность. А если реальность, то ею овладеть можно, и человек овладеет. Может быть, не возьмет в руки, не рассмотрит под микроскопом, но увидеть прошлое, будущее - возможно.
Скажи, - обратилась она через секунду, - чувствовал ли ты в первой картине зной, слышал звон тарантаса?
- Нет, - сказал Константин.
- И во второй мы не чувствовали холода, ветра. Физически мы там не были, сидели здесь, на берегу. И все-таки мы там были. Было наше сознание. Значит, при определенных условиях: желание, душевный настрой или еще что-то - неоткрытые возможности мозга - мы можем свое видение оторвать от себя, пустить его в путешествие.
- Во времени?
- Да.
Костя поежился.
- Мы пока что были глухи в тех эпизодах, которые нам открылись. Но, возможно, научимся читать, разгадывать мысли - мысль тоже материальна, научимся слышать звуки и тогда узнаем, о чем думал Чехов в то мгновение, когда встретился с нами взглядом, услышим стук тарантаса и шорох ветра.
- Почему мы увидели именно эти картины, Варя?
- Их сохранил Байкал. Ничто в мире не пропадает бесследно. Может, прошедшее впитано глубиной вод, скалами. Может, оно существует в потоке времени. Представь нескончаемый поток, - глаза Вари блестели от возбуждения, - себя в нем. Позади прошлое, впереди будущее. При каких-то условиях можно передвигаться по этой реке - вырваться вперед, повернуть назад. Так же, как по лучу звезды. Луч материален. Когда-нибудь научимся передвигаться по нему, как по рельсу. Грубо? Но в принципе возможно - не отрицаешь? Так и время - материально. Больше, Костя: выдвигается взгляд на время как на поток энергии. Именно это - река энергии - движет в природе все, от развития клетки до светимости звезд.
- Все это понять нелегко, - задумчиво сказал Костя. - И принять.
Варя кивнула головой, соглашаясь.
Костя секунду помедлил:
- Жаль, что мы не можем слышать.
- Первое кино, - ответила Варя, - тоже было немым.
Варя поднялась на ноги. Пошли над Байкалом. Тропка, выбитая множеством ног, поднималась на пригорки, спускалась. Сколько людей проходили здесь. Сколько на берегах Байкала жило! Мечтало, трудилось, делало открытия. А сам Байкал не открытие?