Сны туманного двора
Тесный, давящий тьмой, подъезд. Впереди девять этажей разбитых и перегоревших лампочек. Лишь одинокая сороковка пламенеет теплым светом на первом. Она, словно маяк в черном океане, выглядывает далеко между пролетами.
Илья, перемахивая через три ступеньки за раз, мчится вниз по лестнице. Сбивчиво шепчет считалку-оберег перед каждым новым этажом.
— Восемь. С… смелость… в сердце своем носим!
— Семь. Скоро с… страх уйдет… с… совсем.
Шорохи и шепоты во тьме пытаются отвлечь, испугать, заставить оступиться и упасть во тьму. Они хотят приковать мальчика и замуровать здесь.
Илья старается ни на секунду не разрывать контакт ладони с перилами.
— Шесть. П… против страха средство есть!
— Пять. Мы с… сразим его опять!
— Четыре. Открывай глаза пошире!
Здесь мальчик останавливается и, облизнув пересохшие губы, несколько секунд отдыхает. Это спокойный этаж, этаж-передышка. На новенькой кожаной двери пятнадцатой квартиры приклеена светящаяся зеленым рожица. Отец Юрки Зотова из командировки привез. Рожица улыбается и как будто говорит: «Ничего, первую половину прошел, значит, и вторую одолеешь!»
— Ффух…Ну, вперед!
В последний раз глянув на хранителя четвертого этажа, мальчик бежит дальше.
— Три. Тьму отвагой усмири!
Низкий, раскатистый лай собаки пронзает лестничную клетку. Илья знает, что Цербер всегда лает из десятой, но все равно, пугаясь, вжимает голову в плечи и припускает вниз еще шустрее.
— Два. Сстрах поборет… нас… едва!
Вот он, свет лампочки, уже совсем-совсем рядом! Главное не останавливаться!
— Один. Я со смелостью един!
Из второй квартиры, где живет ведьма, разит режущим глаза, тухлым варевом, но это едва ли может задержать Илью. Мальчик подскакивает к деревянной двери подъезда. Вон он выход! Но вместо радости накатывает еще больший страх! Страх того, что Тьма не выпустит его, бросившись в последний момент сзади. Холод по спине! Только не оборачиваться, не тратить время! С усилием отворив тяжеленную дверь, Илья пулей выскакивает на ночную улицу.
***
Сердце все еще рвется из груди: «Бах-Бах-бах!» Но теперь страх уступает место чему-то иному: тому, что будоражит и радует, заставляет улыбаться — чувству победы над собственными демонами.
Илья успокаивает дыхание, глубоко втягивая прохладный майский воздух улицы.
Красная луна открывает врата в Ночной двор. Здесь как всегда тихо, но это обманчивая тишина. Двор шепчет тихим ветром, ворчит редким вороном, постанывает никогда не замирающими качелями. Поддерживает то сверчков, а то кузнечиков в споре о том, чей ритм совершеннее.
Кажется, что здесь безопасно, но и это не так. Ночной двор играет по своим правилам. А правила игры нужно уважать, если хочешь вернуться домой. Множество ночей Илья искал правила. Крупица за крупицей. Подсказка за подсказкой. Они не расписаны в буклетах, их не сообщают заботливые судьи. И даже если ты что-то выяснил — никогда не знаешь, сколько еще правил осталось сокрыто туманом Ночного двора.
Мальчик принимается тихо насвистывать собственную мелодию. Так он здоровается. Показывает, что не таится, не юлит, а вступает во двор с пониманием и уважением. Мелодия слабовата, да и исполняет он на тройку, но зато это его мелодия. Его собственная! Здесь ценят это и потому терпят.
За спиной подвал, о котором даже думать лишний раз опасно. Впереди хлипкая, исписанная и изрезанная лавка. Слева и справа палисадники, где, если покопаться, можно отыскать игрушки. Одним словом, Подподьездие. В общем-то, здесь территория своих. Местные знают Илью и даже поддерживают: старая воробьиха с крыши крыльца подсказала правило собственной мелодии. Муравей-отшельник, что живет в ножке лавочки, привил от яда воинственных сородичей. А ворчливая ель подарила шишку-гранату на крайний случай.
Илья обходит старые, потрескавшиеся ступеньки крыльца и глубоко лезет рукой в щель под ними. Ближе прятать было нельзя, иначе найдут и заберут. Не морщась, через паутину и слизь он добирается до жестяной коробочки. Внутри пара янтарных каштанов, спрятанных на черный день, восьмицветная ручка, подарок все того же Юрки Зотова, и зеленый солдатик. Это командир, с биноклем и пистолетом. Он остался последним из отряда: остальных не пощадили серые солдатики-фашисты, отцовские тапки, мамин веник и бездонная глотка улицы. Солдатика Илья кладет в капюшон кофты — прикроет спину, если что. Остальную коробку прячет на место и шагает вперед.