Он отпрянул, но ноги его сковал колдовской ветер, обвив ступни и колени невидимой веревкой и закручиваясь всё сильнее и беспощаднее на бёдрах.
– Тикси! Тикси! Тикси! – Теперь из всех голосов говорил только один, тот, чью обладательницу сдерживала зеркальная толща стекла. – Ну, что же ты стоишь, как не родной, папочка? Подойди и обними свою дочурку.
Господин Тикси готов был поклясться, на долю секунды говорящее с ним существо изменилось и приняло облик его давно умершей дочери, его Лютика. Но перед ним вновь была Алиса в своём новом чудовищном воплощении.
– Что тебе надо? – Его голос дрогнул и ушёл в потолок комнаты визгом.
– Зачем спрашивать о том, что прекрасно известно и так, – ответила Алиса каким-то глухим булькающим голосом, и звучание его совсем не был похоже на детское.
– Я не понимаю. Кто ты? – Его голос дрожал и не подчинялся ему, но он всё-таки выдавил из себя эти нервные слова.
– Я – Алиса, Я – Юленька, Я – все те образы богоматерей и их ублюдочных детей, которыми ты потчевал меня дважды в год. Я то, к чему ты взывал столько лет, и Я то, что услышало тебя, вняв твоим мольбам и сетованиям.
Ветер спеленал Тикси до пояса, ноги замерзали и теряли чувствительность, одинокие свечи ещё отважно боролись с удушающей темнотой, подступавшей к зеркалу, бесстрашно вскидывая язычки пламени вверх.
– Я не делал ничего дурного, ничего такого запретного. Это даже не обряд и не ритуал был, а просто общение, – беспомощно лепеча, оправдывался Тикси.
– Ну да, конечно! – Алиса плотоядно смотрела на него белыми выпуклыми глазами, истлевшее платье, грязной тряпкой висело на худых костлявых плечиках. – И иконы ты вешал по незнанию, для красоты, и свечи ты зажигал от темноты, и с зеркалами ты говорил до рассвета от одиночества, папочка. Ври себе, сколько влезет, только мне не нужно. Я всё о тебе знаю.
- Это ты убила мою дочь? – Внезапная мысль пронзила его, как молния сокрушает дерево в грозу.
– Неверная формулировка, папочка. Она была готова к переходу. Твоё совершенство, твоё творение, твой Лютик. Оставалось ей помочь преодолеть этот переход. А зеркало было на виду, а его никто не догадывался укрыть от детских глаз.
– Что ты сделала с ней?!
– Она слишком много времени проводила у зеркала. Лютик пела песни, расчёсывая свои прелестные волосы, а иной раз и делилась секретами, вплотную прислонившись к зеркальной поверхности, так близко, что на стекле оставался след от её дыхания. Так близко, так сладко…
– Но это всего лишь зеркало! – закричал господин Тикси. – Все зеркала одинаковы. Это всего лишь стекляшки, в которые люди смотрятся, чтобы увидеть своё отражение.
– Зеркало не стекляшка, папочка. Ты даже не представляешь, что и кто смотрит на тебя каждый день с другой стороны, мечтая вырваться и вцепиться тебе в глотку! О, ты себе не представляешь и уже не представишь! Но… ты можешь увидеть.
– Я не хочу! – Испугался Тикси и напряг все силы, чтобы разорвать невидимые путы на ногах.
– А как же Алиса? – Существо в зеркальном омуте вновь протянуло к нему руки. – Как же Солнечная Алиса? Ты и её оставишь, а потом будешь зажигать свечи и на её два дня в году?
- Её ты тоже прибрала? – Его голос потух, на него вновь смотрела с зеркальной стороны та прежняя Алиса, дочка его друзей, живая и хорошенькая.
– Она выбрала меня. Почему-то все хорошенькие девочки так любят подолгу любоваться в зеркале своим отражением. Причесываются, корчат рожицы, или манерничают, так забавно выпячивают губки. И все, как один разговаривают с зеркалом, шепчутся в него, пестуют в нём свою гордыню и исключительность.
Существо вновь приняло свой истинный жуткий образ и разразилось ядовитым булькающим смехом. Кожа на лице полопалась и из трещин потёк гной, господина Тикси передёрнуло от увиденного. Он мысленно благодарил зеркало за то, что не чувствовал того смрада, который должно быть исходил от томящегося по ту сторону монстра.
– Все «солнечные» дети рано или поздно попадают сюда, – продолжало существо. – Зеркала для людей – это приманка, это ловушка, в которую они сами добровольно идут из чистого себялюбства. Чем больше девочка смотрит на своё отражение, тем больше света отдает ему, тем больше плоти получает её зеркальный двойник.