отношения, кроме вынужденно официальных. Во всем мире на производство наркотиков
смотрят совершенно однозначно.
Но конечно, в первую очередь свое слово сказала высокая политика, решительная позиция
двадцати четырех высокоразвитых стран, входящих в Международную организацию по
борьбе с наркотиками.
Взвесив все обстоятельства, президент республики отменил прежние решения о
выращивании опийного мака.
Евгений Зенченко, врач-нарколог
Беспредел - норма нашей жизни, наш быт. Мы своими руками творим беспредел ежедневно
и ежечасно.
Нынешний наркоманский беспредел во многом был порожден так называемой
антиалкогольной кампанией 1985 года - этим партийно-административным беспределом
ханжества, скудоумия и дуболомности. Творцы тех указов почиют на персональных пенсиях, а
страна бьется в наркоманских корчах.
Этим «железным» коммунистам и неведома была, и ненавистна сама мысль, что человек - не
винтик и механический исполнитель их «предначертаний», что человек слаб и подвержен
соблазнам, что соблазны и слабости входят в систему жизни человека как составная часть .
Что стремление человека иногда изменить свое состояние - это естественное, природное
свойство. Что бутылка дешевого портвейна на пятерых подростков - это некая отдушина, выход, удовлетворение возрастных потребностей, естественное стремление подростков к
поискам полузапретных приключений. Все прошли через это - и слесаря, и президенты. Но
как-то странно и непонятно забыли. А в голове осталось только одно: «Запретить!»
«Уничтожить!»
Запретили. Уничтожили.
И получили то, что мы имеем сегодня.
Сейчас средний возраст зарегистрированных наркоманов - 13-14 лет.
Удар нанесен по здоровью нации, по генофонду нации, по будущему нации.
Я врач, по должности своей обязан быть гуманистом. Только вначале хорошо бы определить, в чем тут суть. Если в том, чтобы все развалить и равнодушно смотреть на гибель поколения, то я не гуманист и не демократ. А давайте вспомним, как демократ, лидер Литвы доктор
Ландсбергис издал совершенно драконовский закон о борьбе с наркоманией. Прямо заявил: пусть меня осудят, пусть обвинят в том, что я нарушаю права человека, но пока я у власти, я не
дам обществу погибнуть от наркомании.
А у нас правительства и парламенты заняты чем угодно, но только не этой надвигающейся
опасностью. И пока они сами не знают, чего хотят, мы уже получили потерянное поколение.
Истинные масштабы подростковой наркомании не известны никому, кроме самих
подростков, которые точно могут сказать, сколько мальчишек и девчонок во дворе и сколько
из них курят анашу или колются синтетическими наркотиками. Мы немало средств
затратили, сил и энергии, чтобы создать эту больницу; американскую методику лечения
наркомании освоили и успешно применяем, а койки пустуют.
Улицы и дворы захлестнуты подростковой наркоманией, а у нас койки пустуют...
У нас до сих пор нет четкой правовой базы для лечения подростков. Милиция говорит: мы
бессильны, надо соблюдать принцип добровольности. Со взрослыми наркоманами - понятно.
Это их личное дело, их беда или вина. Но почему принцип добровольности распространяется
и на подростков? Почему общество, заботясь о своем будущем, не имеет права на
принудительное лечение несовершеннолетних?! Получается, мы ждем, когда они станут
законченными наркоманами, совершат уголовные преступления, - и только тогда
повернемся к ним всей мощью государства?..
Подростки - неустойчивы во всех отношениях. Психически, физически, морально. У них еще
нет четкой ориентации ни в чем. Организм и психика подростка разрушаются под
воздействием наркотика моментально. И там уже возможны любые патологии, любой
физический и нравственный беспредел. По многим пациентам знаю: для них границ
дозволенного и недозволенного, приличного и неприличного, стыдного и бесстыдного - нет.
Они, многие из них, на глазах у всех способны сотворить такое, от чего любой человек
содрогнется. И не потому, что они плохие - тут это слово неуместно, ибо неточно, - а потому, что все разрушено, личности нет, человека нет. Повторю: подростки - люди, не сложившиеся
ни физически, ни нравственно. Во всех смыслах. Вплоть до того, о чем мы говорить и
стесняемся, и боимся: у них еще нет, например, четкой сексуальной ориентации. И потому