Пока Петю вели по длинным коридорам, он отдышался. Маленькая процессия спустилась в цокольный этаж и двинулась вдоль узкого прохода мимо многочисленных дверей, похожих одна на другую, как капли воды. Одна из них была открыта перед мальчиком, и Петя очутился в маленьком помещении. Прежде чем он успел осмотреться, дверь за ним с громким лязгом захлопнулась, и все погрузилось в кромешную тьму. Окон тут не было, это Петя понял сразу по глубокой темноте. Несколько минут он стоял неподвижно, думая, что когда глаза привыкнут к темноте, он что-нибудь увидит. Но его надежды не оправдались, потому что сюда не проникал ни один даже самый слабый лучик света. В таком месте глаза к темноте привыкнуть могут, но преимуществ от этого нет никаких. Единственное, что ему удалось увидеть, через несколько минут, это вентиляционное отверстие под потолком. Оно почему-то выделалось на общем черном фоне, может быть, потому что было ближе к свету. Но надо же было как-то узнать, что есть в этой комнате, и Петя пошел обследовать все на ощупь. Тут было прохладно и сыро, так что очень скоро Петя продрог. К тому же стены, которые ему пришлось обследовать, оказались мокрыми и скользкими, до такой степени, что до них было мерзко прикоснуться. После нескольких минут безрезультатных поисков ему удалось обнаружить одиноко стоящий унитаз. В таком месте это была весьма нужная вещь. Но вот кровати, или чего-то подобного ему найти так не удалось. Это было плохо. Спать хотелось невыносимо, но в таком сыром помещении лечь на бетонный пол, было бы просто безумием.
Время остановилось. Петя ходил и ходил по карцеру бесконечно долго. Несколько раз ему казалось, что силы уже оставляют его, но потом опять становилось немного легче и снова путешествие по камере от одной стены до другой.
Очень хотелось есть, но еще больше – спать. В этой темноте и в абсолютной тишине собственные мысли казались ему бредом и пугали, словно крики. Он понимал, что это от переутомления и успокаивал себя тем, что скоро все закончится.
Прошло какое-то время, час или день, и сил, чтобы ходить больше не осталось. Петя остановился у стены, оперся об нее и медленно опустился на корточки. Он уже не чувствовал сырости, не замечал холода, даже на темноту он уже не обращал внимания. Из всех желаний им теперь завладело одно – поспать. Глаза слипались, мысли путались. Он засыпал. Теперь ночь поглотила и его разум, сон был подобен черной пропасти, в которую мальчик падал и падал, и это падение в своей безмятежности было восхитительно.
Проснулся он от железного лязга. Открывалась дверь. В полосе яркого света Петя смутно различил две фигуры.
Встать! – Загремело в его голове.Он попытался подняться, но суставы закоченели так, что отказывались повиноваться, и в тщетных попытках мальчик повалился на пол. Мысли текли в голове вяло, не торопливо. Не было ни страха, ни радости, вообще не был никаких чувств. Все тело было холодным и чужим.
Охранники некоторое время молча смотрели на неподвижное скрюченное тело, а потом не сговариваясь подняли его под руки и поволокли по коридорам. Петя не понимал, что с ним происходит, только одно не нравилось ему, как свет режет глаза. Его приволокли в общую комнату и бесцеремонно бросили у порога. Петя почувствовал тепло и, оценив преимущество деревянного пола, тут же заснул.
Когда вошли охранники с Петей, ребята, оказавшиеся ближе других к двери, в ужасе попятились. Зрелище было и впрямь неприглядное. Бледный почти синий Петя безжизненно свернулся на полу калачиком, и не подавал признаков жизни. Его мокрая и грязная одежда прилипла к телу, делая картину еще более ужасной. Волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу, а половина лица была сплошным зелено-желтым синяком.
В комнате стало тихо. Несколько мгновений никто не шевелился. Вдруг Жорик кинулся к Пете и схватил его огромными руками. Как хрупкую вазу он понес безжизненное тело мальчика к кровати и на глазах у всех бережно уложил его в пастель, укрыл одеялом и опустился рядом с ним на колени. Потом он уткнулся лицом в одеяло и зарыдал, как ребенок. Мертвую тишину не нарушал даже шепот. Всех охватило странное трепетное чувство. Знающий человек назвал бы это благоговением, но ребята не могли дать ему названия, они просто застыли в немом оцепенении. На их глазах происходило, что-то немыслимое. Жорик вот уже два года доводил до слез других, но сам ни разу не проронил и слезинки, и вот теперь его могучий рев можно было услышать в другом крыле здания. Он плакал до тех пор, пока наступившие перемены не отвлекли его от этого. На Петином лице проступил румянец, но не здоровый, розовый, а яркий, малиновый. Мальчика стало лихорадить. Жорик стянул со своей пастели одеяло и накрыл его. Потом появился бред. В Горячке Петя выкрикивал странные слова и часто звал Иисуса. Ребята позанимали все ближайшие к нему кровати и с волнением наблюдали за ним.