Лейси:
Я только что приземлилась. Скоро буду дома.
Когда я перехожу в вертикальное положение, то чувствую, как моя толстовка прилипает к груди, а липкий пот покрывает каждый сантиметр. Я не могу позволить ей вернуться и застать меня в таком состоянии.
На мгновение я поддаюсь искушению воспользоваться её душем и средствами, которые она оставила после себя, оставив меня пахнущим как чертово сахарное печенье.
Я едва успел привести себя в порядок и расположиться на диване, как она вошла, проделывая привычные движения. Предсказуемость её движений усыпляет меня. Звяканье её ключей, стук тяжелых ботинок по коврику.
— Мы можем заказать пиццу? — спрашивает Лейси через плечо, проходя в свою комнату и укладывая рабочие сумки.
— Да. Пицца звучит неплохо, — отвечаю я.
Она высовывает голову из двери и спрашивает:
— Грибы?
— Никаких грибов.
— Осмелюсь спросить, почему?
Её глаза перебегают на список на холодильнике, а уголки рта озаряет улыбка. Эта улыбка и непринужденная обстановка успокаивают мои нервы больше, чем все мои усилия вместе взятые.
— Наверное, нет, но, зная тебя, любопытство может убить тебя.
— Думаю, я доживу до того момента, когда переоденусь, чтобы услышать объяснение.
Она исчезает в своей комнате и выходит через несколько минут, её тело утопает в футболке и серых трениках. Вместо того чтобы сесть на диван, она устраивается на полу, погружаясь в плюшевый ковер, упираясь головой в красную обивку, и смотрит на меня, нахмурив брови.
— Ты в порядке? Ты выглядишь немного бледным. Ты только что позанимался или что-то в этом роде? — спрашивает она, её пытливые глаза все ещё блуждают по мне, пытаясь определить, в чем дело.
От спешки я чуть не запинаюсь на полуслове.
— Нет, просто меня пугает перспектива того, что ты пригласишь сюда грибы.
— Хорошо, — говорит она, ее голос все ещё насторожен. — Итак, грибы.
— Если что-то ест умирающие организмы, я не хочу, чтобы это было в моём теле. Я уважаю пищевую цепочку.
— Какие-то из твоих страхов логичны?
Она вздыхает и встает, направляясь на кухню со своему постоянно растущему списку, где под пунктом «нет грибам» написано «нет акулам». Это становится странной смесью правил и того, что мы узнаем друг о друге.
В свою защиту скажу, что список полон не только моих нелогичных страхов. У неё тоже есть свои дополнения, например, запрет на чистящее средство с лимонным запахом, потому что оно заставляет её чихать, и просьба приносить в квартиру больше орехов.
— Их много, но ими неинтересно делиться.
— Ты можешь поделиться ими со мной, — её взгляд ненадолго встречается с моим. — Я имею в виду, если ты хочешь. Но, как ты уже говорил, кому я расскажу?
Она пожимает плечами и возвращается на свое место на полу. Когда устраивается поудобнее, её желудок тихонько урчит, напоминая о предстоящей задаче.
— Сейчас меня больше волнует то, что ты ешь, — шутливо говорю я, и на её лице появляется маленькая, нежная улыбка.
Может быть, когда-нибудь я расскажу ей. Но не сейчас, не тогда, когда она ещё не видит трещин, грозящих расколоть меня на две части.
Коробка с жирной пиццей лежит открытой на столешнице позади нас, пока мы листаем варианты фильмов. Я безуспешно пытаюсь убедить Лейси посмотреть что-нибудь ещё, кроме одного из её фильмов ужасов.
— От этого я точно усну, — говорит она о документальном фильме об истории космических путешествий, который, как я пытаюсь убедить её, стоит посмотреть.
— Хорошо, похоже, тебе не помешает отдых.
Она уже засыпает после работы, слегка прижавшись ко мне. Я не возражаю против её веса. Давление тела успокаивает меня, что она здесь, что я могу забыть о своей неудаче.
— Хорошо, но хотя бы включи что-нибудь с животными. И разбуди меня, когда всё закончится.
Она засыпает ещё до того, как диктор заканчивает рассказывать об иерархической динамике африканских водопоев. Моё внимание переключается с экрана на то место, где она покоится на моём плече. Я осторожно перекладываю её так, чтобы голова удобно лежала на моих коленях, и улучаю момент, чтобы убрать распущенные волосы за её ухом.
Я просто смотрю на неё, погрузившись в размышления, и в памяти всплывают воспоминания о детстве, проведенном на мессе с родителями. Я не уверен, насколько их приверженность католицизму была вызвана верой, а насколько – желанием почувствовать связь с культурой и семьёй, которую они оставили в Италии.