Мы резко останавливаемся, и я смотрю на него, пока он убирает прядь волос с моего лица, а затем наматывает её на палец:
— Куда ты только что уходила?
— Просто удивляюсь, как тебя ещё никто не схватил в качестве идеального мужа для дома.
— Ты делаешь предложение? — он ухмыляется, и мышцы моего живота сжимаются от его слов.
— Нет. Я не гожусь для брака. Кому нужна жена, которая пропадает каждый день? — я заставляю себя рассмеяться. — Неважно. Ответ очевиден: тот, кто намерен использовать возможность изменять своей жене. Кроме того, я не так уж создана для того, чтобы открываться людям так, как они этого хотят.
Никогда не могла представить себя в роли жены. Я могу представить себе всё остальное – дом со светящимися, манящими окнами даже в самые темные зимние ночи, детей в одинаковых пижамах, бегающих по коридорам, и мужчину с самой прекрасной улыбкой, освещающей всё его лицо.
Но когда я представляю себя в качестве последней части, образ рушится. Дети не похожи на меня, а выражение лица мужчины такое, будто он смотрит на меня, но видит кого-то другого.
Что бы я ни делала, это никогда не будет моим.
Дрю выпускает прядь из пальца и заправляет её мне за ухо.
— Тот, кто так поступил бы с тобой, не имеет права называть себя мужчиной. Эта хрень не должна иметь значения, потому что у правильного человека всё получится.
— Наверное, ты прав, но это при условии, что ты встретишь правильного человека. В этом-то и сложность. Иногда ты остаешься не с тем человеком, потому что убежден, что лучше быть желанным, чем быть самим собой, — я сжимаю зубы.
— И что, ты поняла, что заслуживаешь большего? Рад за тебя, — он одобрительно кивает.
— Нет, все закончилось не поэтому, — говорю я, мой голос ровный, но мне не удается скрыть боль, которая приходит вместе с воспоминаниями. — Он был уверен, что я сплю с кем-то с работы, чего я никогда бы не сделала. Но я знала, что, если бы он не вёл себя как большой придурок, я бы, возможно, осталась. Даже если бы он заставил меня чувствовать себя такой маленькой, — я делаю паузу. — Он просто казался мне единственным вариантом, и после него...
Я прервалась.
После Генри я смирилась с мыслью, что уже встретила всех, кого когда-либо любила, и не стоит рисковать и пытаться снова.
— Правило секса на одну ночь, — заканчивает за меня Дрю, его челюсть сжимается в раздражении.
Я заставляю себя улыбнуться, пытаясь разбить мрачное настроение:
— А что насчёт тебя? Какие демоны стоят на пути к твоей счастливой жизни.
— Знаешь, когда что-то происходит дважды – это совпадение, а трижды – закономерность?
— Конечно.
— Так вот, после того как мои девушки трижды изменяли мне со знакомыми, я решил, что, возможно, стоит взять перерыв в попытках найти настоящую связь.
Моё сердце разрывается на части при этих словах.
Белая ярость и печаль пронзают меня. Я видела, насколько он доверчив, как легко он впустил меня в свою жизнь. Я хочу разорвать в клочья любого, кто злоупотребляет этой добротой.
— Значит, мы созданы друг для друга? Вселенной просто захотелось столкнуть двух людей, которым чертовски не везет и у которых проблемы с доверием, а потом сказать: «Поживите вместе и посмотрите, что из этого выйдет».
Я стараюсь, чтобы мои слова звучали как шутка, потому что это уже начинает казаться чем-то большим.
Дрю открывает рот, но прежде чем он успевает что-то сказать, звучит таймер его телефона. Его грудь прижимается к моей, когда он тянется ко мне, чтобы выключить его. Я замираю на секунду, когда моё сердце учащенно забилось. Мне приходится прилагать усилия, чтобы увернуться и оставить между нами безопасное расстояние, но я делаю это, потому что должна.
Он молча отправляется кипятить воду, а я возвращаюсь на своё место на стойке, слегка покачиваясь под музыку, все ещё наполняющую комнату вокруг нас.
Когда всё готово, он подает готовые макароны с соусом в одной из тех тарелок, которые не могут решить, что они — миска или тарелка. Мы остаемся в сиянии кухни, он опирается на стойку напротив меня.
С восторженным вниманием он наблюдает, как я откусываю первый кусочек. Теоретически я знаю, каково это должно быть на вкус, но в этом есть что-то неоспоримо большее. Что-то, что нельзя списать на базилик или чеснок.
— Ну что? — спрашивает он, когда я проглотила.
— Я думаю, ты нанят. Ты меня балуешь, знаешь ли. Не знаю, что я буду делать, если привыкну к этому, а потом мне придется уйти.
Я откусываю ещё кусочек, и он на вкус как объятие. Как, черт возьми, еда может быть на вкус как объятия?