На первом месте в списке были объяснения моих родителей о том, как они обижены тем, что я не сообщил им новость лично, но гордятся тем, что, по их мнению, я возвращаю свою жизнь в нормальное русло. Моя сестра, наверное, сейчас танцует, зная, что я отвлекаю внимание родителей от неё. И, конечно же, бывшие любовники и друзья, которые продержались всего сезон, протягивают руку помощи, пытаясь вернуться в мою жизнь.
С тех пор я отключил все, кроме рабочей электронной почты и отдельного рабочего номера телефона, который я завел много лет назад. Мой бар не собирается отступать перед этим хаосом.
Я беру толстовку и бейсболку из одной из различных куч на полу и надеваю их, прежде чем спуститься по скрипучей лестнице в бар. Не замечаю, как музыка сменяется песней Вилли Нельсона и поп-плейлистом, который Крейг бесконечно напоминает включить.
Посетители ожидают особых впечатлений, и если эти впечатления включают в себя сорок лучших хитов последних двух десятилетий, то так тому и быть.
— Вау, Капитан Америка. Ты мастер маскировки, — говорит Крейг, когда я устраиваюсь на своём обычном месте на самом дальнем от двери барном стуле.
Он прав. Я создал место, к сожалению, оптимальное для того, чтобы быть замеченным фанатами в такие вечера, когда они очень взволнованы объявлением и, возможно, думают, что это означает, что группа снова соберется вместе, чего, нет, никогда не произойдёт.
— Это называется «прятаться у всех на виду».
— Это называется снижать наш коллективный IQ. Я и так красив, не могу же я быть ещё и умным.
— Очень смешно, но, насколько я знаю, я плачу тебе не за то, чтобы ты смеялся надо мной, когда клиенты хотят пить, — шучу я.
Крейг – лучший менеджер и друг, которого я только мог пожелать. Он надежен, ему наплевать на моё прошлое и ещё меньше на свою зарплату, потому что под татуировками и односложными фразами скрывается наследник состояния, по сравнению с которым мой банковский счёт покажется копейками. В конце концов, мы просто два идиота, которые прячутся от чужих ожиданий.
— Если ты сегодня будешь вести себя слишком нагло, я подкину тебе несколько подвыпивших фанаток. Не уверен, что кепка и задумчивость помогут тебе тогда, — угрожает он, вытирая барную стойку передо мной, откладывая салфетку для коктейля.
— Не поможет.
Он бы сделал, и я действительно не должен искушать его, но у меня настроение хуже, чем обычно, а значит, мои саморазрушительные наклонности находятся слишком близко к поверхности.
В ответ он подмигивает и уходит, чтобы заняться своими делами.
Людей может удивить, что я могу непринужденно болтаться в баре и не раздавать бесконечный поток автографов, но так и было задумано.
Я точно знаю, чего хотят фанаты «Fool’s Gambit»: чего-то броского и ностальгического с лицами Уэсли Харта и Гаррета Ларсена, раздутыми до драматических размеров. Когда я стоял на сцене и видел большинство плакатов с блестящими сердечками вокруг их имен, это задевало меня сильнее, чем должно было в те времена. Но теперь я думаю об этом как о том, что нужно точно знать аудиторию, чтобы бар оставался на плаву.
На всех постерах они оба, и время от времени Джаред оказывается на переднем плане. Существует только один плакат, на котором я позирую соло, и он запрещен в этом месте. Даже если люди фокусируются на мне на заднем плане групповых фотографий при темном освещении, я изменился. Я был застенчивым ребёнком, который стал кошмаром для пиарщиков из-за того, что избегал внимания, из-за девушек, с которыми встречался, и из-за отсутствия харизмы, которая не была мне присуща от природы, в отличие от других. Из-за этого многие задавались вопросом, не скрывает ли моя внешность тёмное прошлое.
Это не так. У меня хорошие отношения с семьей, я родом из стабильного пригородного дома, принадлежащего к верхнему слою среднего класса. Поскольку мои родители – итальянские иммигранты, на них всегда оказывалось давление, чтобы они добились успеха, и они напоминали нам о тех трудностях, с которыми им пришлось столкнуться. Это был их способ показать свою любовь и, хотя у нас были разногласия по поводу достоинств музыки как карьеры, они никогда не были катастрофическими.
Так что нет, у меня нет никакого секрета, который запятнал бы меня на всю жизнь, или травмы, которая заставила бы девушку смотреть на меня как на головоломку, которую нужно решить. Люди так сильно хотели понравиться мне, что придумывали истории, которые попадали в таблоиды, а потом развенчивались. У них было то представление обо мне, за которое они хотели уцепиться, но, честно говоря, это только подчеркивало, что во мне не так уж много того, что стоит знать.