— Слышь, куда это мы идем? — озаботился второй. — Подсобки же вроде в другой стороне? — И тут же услышал за спиной щелчки взводимых курков.
— Ребята, автоматы сдайте, — предложил один из громил, стоящих за спиной. — И не дергайтесь, а то дырок понаделаем.
— Сержант?.. — непонимающе спросил второй патрульный.
Дроздов повернулся, поднимая автомат.
— Отдайте стволы, мужики. Да не дрейфьте. Разговор к вам есть.
Первый патрульный только головой покачал. На лице его застыло выражение: «Мне этот урод с самого начала не понравился».
— Давайте за мной, — скомандовал Дроздов, когда автоматы и запасные рожки перекочевали от патрульных к громилам.
Они прошли к столу. Круглолицый поднялся, указал на принесенные из недр магазина мягкие стулья:
— Присаживайтесь. — Подождал, пока оба патрульных сядут, а затем продолжил: — Надеюсь, вы знаете, что в данную минуту происходит в городе? — Милиционеры переглянулись, кивнули. Да, они знали. И знали, пожалуй, даже лучше его. — Полагаю, не имеет смысла убеждать вас в том, что привычный жизненный уклад перестал существовать. Более того, я склонен полагать, что возврат к прошлому невозможен, даже если правительство предпримет самые поспешные и решительные меры для ликвидации существующей угрозы. Именно поэтому я хотел поговорить о выборе, который стоит перед вами…
— О каком еще выборе? — спросил первый. — Я вообще не понимаю, что за чушь вы несете!
— Сейчас поймете, — пообещал круглолицый. — Но для начала один вопрос: у вас есть близкие родственники? Семьи? Жены, дети?
Осокин и «кашемировый» наблюдали за их переговорами от холодильников. Бородатый Мишенька исподлобья смотрел на круглолицего детектива, вполне уже освоившегося в роли новоявленного мессии.
Наташа пересела к Марине, говорила ей что-то тихо, поглаживая тонкую руку. Та впала в прострацию, поняв, что защитить ее некому.
— И как вы думаете, чем все закончится? — спросил наконец Осокин «кашемирового».
Тот пожал плечами:
— Слишком широка полоса допусков. Все зависит от того, что происходит за стенами нашей темницы. Ну и, в немалой степени, от выбранной идеологии.
— Идеологии, — фыркнул Миша. — Тоже мне, доктор Геббельс.
— Я думаю, мы с достаточной долей вероятности сможем судить об этом, когда узнаем ответ двух новеньких, — пропустив мимо ушей реплику бородатого, Лавр Эдуардович указал на милиционеров. — Если дела плохи, я имею в виду, если они по-настоящему плохи, то эти двое согласятся примкнуть к нашему вождю. И весьма скоро.
— Это не вождь. Это бандит, — заметил мрачно Миша.
— «Террорист», — поправил «кашемировый». — Так его назвали бы еще пару дней назад. Но сегодня он с равным успехом может именоваться «вождем», «спасителем» и бог знает кем еще. Чрезвычайные обстоятельства, как правило, предусматривают жесткое управление и отказ от ранее действовавших законов и пунктов Конституции, оговаривающих права и свободы граждан. Это, безусловно, безрадостно, но, возможно, завтра вполне может выясниться, что именно благодаря действиям этого человека наша группа выжила, в то время как весь остальной мир полетел в тартарары.
Лавр Эдуардович говорил спокойно и отстраненно. Даже фраза о гибели мира ничуть не омрачила его лицо.
— Вы это серьезно? — поинтересовался Осокин.
— При определенных условиях плохое может привести к хорошим результатам, тогда как хорошее — к плохим, — пожал плечами тот. — Мне, как и вам, хотелось бы верить в то, что ситуацию еще можно переломить. С другой стороны, если это невозможно, я предпочитаю быть реалистом, пораньше распрощаться с иллюзиями и трезво взглянуть на вещи. — «Кашемировый» подумал и добавил: — Представьте на секунду, что людям не удалось остановить собак и те воцарились сначала в городе, затем в стране, а затем и во всем мире. Кого бы вы предпочли видеть во главе своей группы? Высокоморального профессора, знающего наизусть Байрона и умно рассуждающего о смысле бытия, но не умеющего добыть огонь и пищу, или сантехника, знающего, как накормить людей, эффективно распределить обязанности внутри общины и отразить нападение стаи собак или другой враждебной группы? Примеры, оговорюсь, абсолютно условные. Персоналии могут варьироваться, а термин «группы» — подразумевать любые сообщества, вплоть до стран.