Но… Это было воображение. Гнев стал сворачиваться, скукливаться, концентрируясь где-то в середине груди. Лава подернулась черной коркой пепла. Внутри она все еще оставалась раскаленной, бурлила и всхлипывала огненными брызгами, но извержение откладывалось до лучших времен. Родищев взял себя в руки.
— Так что ты скажешь, Игорек? — спросил Посредник, наклоняясь еще ближе.
Игорю Илларионовичу показалось, что здоровые, пятого размера, груди Посредника сейчас вывалятся из плаща и растекутся по столу бесформенными лужами плоти.
— У меня нет недельки, Палыч. У меня нет даже двух дней.
— Но я должен тебя еще раз предупредить. Это будет очень дорого стоить. Очень.
— Сколько? — спросил Родищев.
— Понимаешь, там очень большой человек завязан…
— Палыч, не грузи меня. Просто назови сумму.
— Ну, одним словом, тридцать…
Родищев и правда присвистнул, откинулся на спинку стула, посмотрел Посреднику в глаза.
— Палыч, у твоих людей совесть есть? Чистые ксивы в самые тревожные времена дороже червонца не стоили. Положим, еще столько же за срочность. Ну, четвертак максимум.
— Игорек, я согласен, — Палыч улыбнулся. — Цена, конечно, грабительская. Но ведь не я же ее назначаю. Если хочешь знать, я вообще по чистой дружбе это делаю. Мне ни копейки в карман не падает. Ты просил, я узнал. Тебе же нужно срочно? «Срочно» стоит тридцать. Подожди неделю, сделаю за пятнадцать, а может, и еще дешевле.
— Я же сказал, у меня нет недели, — ответил Родищев.
— Тогда тридцать, — Посредник развел руки. — Или, хочешь, поищи другого продавца.
— У меня нет времени искать другого продавца, — покачал головой Игорь Илларионович и сделал вид, что задумался. — Хорошо. Тридцать так тридцать. Ксива у тебя с собой?
— Не думал, что ты согласишься, но захватил на всякий случай, — ответил, расплываясь, Посредник и похлопал себя по нагрудному карману. — Настоящие «корки», проходят по всем базам. Чистенькие, как простыня девственницы. — Родищев едва заметно поморщился, он не любил вычурных и безвкусных эпитетов. — Лаве у тебя с собой, надеюсь?
— Рядом, — мотнул головой за плечо Игорь Илларионович. — Подъедем, расплачусь. Могу и сюда привезти, если, конечно, ты отважишься здесь деньги считать.
Посредник заколебался. Ему не хотелось ехать «куда-то там», даже если оно находилось всего в двух шагах. С другой стороны, Родищев был прав. Здесь деньги считать не станешь. В машине? А если менты привяжутся? Отъехать куда-нибудь в укромное местечко? А где они сейчас, укромные-то? Да и все равно придется свет в салоне включать, купюры же проверить надо. На ощупь подлинность и достоинство не определишь. Опять же, при нем охрана. А Родищев — человек, ни богатырским сложением, ни крепостью не отличающийся. Справятся уж как-нибудь, если что.
— За место ответишь? — спросил Посредник на всякий случай.
— Отвечу, — без колебаний сказал Родищев.
— Тогда поехали. — Посредник, кряхтя, полез со стула, цепляясь за подлокотники могучими бедрами.
Они вышли на улицу, причем охранник держался шага на два позади, сохраняя невозмутимость. Только поглядывал по сторонам, словно тыкал булавками в нарисованный на намокшем холсте пейзаж вечернего города. Телохранитель устроился на заднем сиденье. Посредник и Родищев — на передних.
В салоне «Вольво» действительно было жарко. Игорь взмок уже через минуту, почувствовал, как меж лопаток у него потек едкий пот. Он чуть приоткрыл окошко. Посредник покосился на него, но ничего не сказал. Иномарка углубилась в лес, сбросила скорость. Подъездная дорога раскисла, что было совсем не удивительно, если учесть, что дождь лил весь день и до сих пор еще не перестал.
Время от времени встречались развилки, и тогда Родищев говорил: «тут налево», или «направо», или «сбрось скорость, рытвина».
Вскоре в прогале между деревьями мелькнул красный кирпич. В свете ярких фар из темноты появился металлический, кое-где поеденный ржавчиной щит с надписью: «Городской питомник для бездомных собак». Ниже мельче были перечислены адрес, название округа и контролирующие организации.