Наташа дышала тяжело и часто. Губы ее приобрели землистый оттенок, щеки стали бледными. Осокин посерьезнел. Он не знал, что сказать. Ситуация была чудовищной и дикой.
— Никто из сорока с лишним человек? — переспросил он, едва различая собственный голос за повисшим в ушах звоном. — Вообще никто?
Милиционер, глядя в сторону, отрицательно покачал головой. В этот момент с улицы донесся вой сирены.
— Вроде «Скорая»… — сказал он. — Пойду погляжу. — И, посмотрев на Осокина и Наташу, спросил: — Вам помощь требуется?
— Нет, — почти шепотом ответила девушка. — Со мной все в порядке.
— А вам? — Милиционер перевел взгляд на Осокина. Тот покачал головой. — Ну и отлично. Вы тогда… Пока не уходите никуда, ладно? Мы позвоним в прокуратуру. С вас снимут показания.
— Хорошо. — Осокин взял Наташу за руку.
Милиционер зашагал к выходу.
— Всех… — повторила девушка. — Сорок человек. Что происходит?
— Я не знаю, — ответил Осокин. — Не знаю. В жизни ни о чем подобном не слышал…
К ночи дождь усилился. Тонкие серебряные нити, падающие с неба, перечеркивали лучи электрических фонарей. Желтые пятна блуждали в темноте, освещая то мокрую, полегшую, гниющую траву, то макушки холмов, то голые стволы деревьев… Словно гигантские пальцы, они тянулись через пустошь, постепенно теряясь в темноте. Изредка в лучах возникали человеческие фигуры. Напряженные, чуть согнутые. Черные тени прилипали к небесному куполу и тут же растворялись в нем — лучи уплывали в сторону. Люди здесь никого не интересовали. Только собаки.
На самом краю подлеска копошилось многорукое, многоногое живое существо. Словно маяк в ночи, вспыхивала слепящим, неестественно ярким светом фотовспышка. В ее отблесках Гордеев различал силуэты оперативников и экспертов. Сережа стоял рядом с Гордеевым и тоже вглядывался в темноту.
«Интересно, у всех ли из них есть оружие? Должно быть у всех. Надеюсь, что так оно и есть, — думал Гордеев. — Милиция сейчас постоянно при оружии. Время такое. Оно и к лучшему. Самые пессимистичные расчеты сбываются. Хорошо, если хоть кто-то окажется готов к критическому развитию событий.
Разумеется, одной милиции вряд ли остановить это, но задержать на какое-то время — вполне. А там… Там будет видно».
Из темноты сформировалась фигура одного из приехавших — дородного майора. Серый намокший плащ-дождевик его казался иссиня-черным. И на этом черном провале плеч отсверкивали крупные, словно бы повисшие в пустоте, звезды. По одной на каждом погоне. Подходя, майор оскользнулся, матернулся себе под нос.
— Ну что? — спросил нетерпеливо Гордеев. — Что-нибудь нашли?
— Ночью, да в такой дождь? Вы что, издеваетесь? — мрачно ответил тот. — Следов полно, а больше… — Майор выключил фонарик, резким движением поднял воротник плаща, сунул руки в карманы, оглянулся на жидкую цепочку поисковиков. — Завтра позвоню, чтобы прислали солдат из соседней части. Прочешем здесь все как следует.
Гордеев тоже помрачнел.
— Только завтра? А сегодня это нельзя сделать?
— Вы знаете, который час? — не без раздражения осведомился тот. — И дождь. Да и вообще ни черта не видно, а фонарей на всех не напасешься. Тут, чтобы цепью, народу человек пятьдесят нужно.
— Пока мы не обнаружим…
— «Мы»? — переспросил майор. И, прищурившись недобро, спросил враз посуровевшим голосом: — Кстати, что вы здесь делаете? Показания с вас сняли, насколько я понимаю?
— Да, сняли, — подтвердил Гордеев.
— Ну так и шли бы себе домой. Что вы здесь, под дождем, топчетесь? Работать мешаете.
— Но… — начал было Гордеев, однако майор остановил его взмахом руки.
— Вот что, товарищ. Вы кем работаете?
— Вообще-то я на пенсии по инвалидности… — Гордеев покосился на Сергея. — А в свободное время пишу книги.
— Ну вот и отлично, — словно бы обрадовался майор. — И пишите себе свои книги. И дай вам бог, как говорится. А мы будем заниматься своими непосредственными обязанностями — борьбой с правонарушениями. У вас своя работа, у нас — своя. И давайте не мешать друг другу. Я же не учу вас, как книжки писать, правда? Вот и вы не учите нас делать нашу работу.