Одиннадцатилетняя Лайла, ведрами выгребая грязь из подвала, нашла несколько размытых водой фотографий, на которых невозможно было никого узнать. Она обнаружила письма, в которых четкий почерк превратился в таинственные иероглифы, и нашла множество других вещей, среди прочего разрисованный нацистский флаг, который так заплесневел, что сначала она хотела его выбросить. Но, убежденная в том, что в каждом обломке прошлого содержится часть души матери, она отмыла каждую фотографию, прогладила утюгом и поместила в альбомы, которые экономка, пытаясь снискать расположение хозяйской дочери, купила на хозяйственные деньги без ведома Ханса Карло. Вскоре усилия Лайлы принесли плоды, и ей удалось разглядеть мать среди ангелов на фотографиях, которые, как казалось дочери, иллюстрируют небесную жизнь матери по другую сторону смерти. Сначала она удивлялась тому веселью, которое, казалось, царит на небесах. Она видела, как ее мать пьет на брудершафт с какими-то жирными ангелами, как она с развевающимися волосами мчится на мотоцикле по райскому саду, и вскоре увидела ее в каких-то более или менее непристойных сценах, отдающейся ангелам с розовыми губами и позволяющей волосатым сатирам целовать белую шею и лапать бедра, а губы ее при этом складывались в слова, которые могли бы звучать «жизнь прекрасна» и «небеса прекрасны».
Уверившись в том, что мать на небесах живет весело, она, преисполнившись оптимизма, продолжала разбирать фотографии, но вскоре обратила внимание на некоторые печальные изменения: фигуры застывали в унынии, лица исказились — и особенно часто повторялся следующий сюжет: Элизабет в компании плачущих ангелов. В чем причина несчастий, она ни минуты не сомневалась: мать страдает на небесах, потому что дом оккупировала вредная экономка. В последнее время Лайла начала обращать внимание на тихое поскрипывание в доме поздним вечером, и, решив отстаивать интересы матери на земле, она, когда все гасили свет, стала тихонько выбираться из кровати. Вначале она не замечала ничего необычного, но однажды вечером вдруг услышала скрип двери экономки. Забравшись под стол, Лайла увидела, как — в прозрачной ночной рубашке, светящейся в лунном свете, — по лестнице спускается Лилиан, пританцовывая, словно девушка-эльф. Ужасное зрелище — и в первую очередь само превращение, которое претерпела вообще-то обычная экономка, — лишили Лайлу мужества. Вместо того чтобы загородить ей дорогу, она лишь еще глубже забралась под стол и с замиранием сердца стала наблюдать, как экономка-эльф улыбнулась себе в зеркале, а потом прокралась в спальню Ханса Карло — занять то место, которое когда-то принадлежало матери.
С этого дня экономка начала не просто действовать Лайле на нервы. Она стала смертельным врагом, и Лайла делала все, чтобы скомпрометировать ее в глазах отца. Поворачивала ручку на газовой плите до максимума, чтобы обед пригорел. Подсыпала краску в корыто с бельем, стоило Лилиан отлучиться на минутку. Засовывала кнопки ей в туфли, а однажды, когда отец пригласил несчастную экономку в кино, нашла в аптечке баночку со слабительным, измельчила семь таблеток и всыпала их в кофе Лилиан. Результат можно было предвидеть: парочка вернулась домой посреди сеанса, Ханс Карло был слегка смущен, а красная как рак Лилиан бросилась в ванную, где стала срывать с себя платье с криками: «Я умру со стыда!» В тот же вечер Лайла спустилась в подвал, чтобы изучить размытые водой фотографии, и обратила внимание на некоторые положительные изменения в небесной жизни матери: выглядела она повеселее, ангелы тоже радовались, но, как и всякий раз, когда она выкидывала какой-нибудь номер, веселье длилось недолго. Потом снова возвращались уныние и слезы, и со временем ни кнопки, ни слабительное, ни тайные проклятия не смогли предотвратить катастрофу. Через два года после смерти Элизабет Ханс Карло сообщил, что снова собирается жениться и что у Лайлы будет новая мама.