— Вот ты какой, умный песик, — бровеносец согнулся и погладил меня по голове. — Будешь у меня жить?
Весь цирк у меня ради такого предложения. Я один раз гавкнул и кивнул головой.
— Леонид Ильич, разрешите сначала его вымыть и сделать прививки, — один из помощников высказался.
— Сделаешь потом. Сейчас, Алексей, найди хозяина, пусть про него расскажет.
Один из охранников метнулся узнавать про меня, а другой начал рассказ, осматривая меня:
— Это молодой пес, ему около года, полутора лет точно не наберется. Порода восточно-европейская овчарка, на Западе ее считают нашей разновидностью немецкой овчарки, а не отдельной породой. Обе породы похожи, но отличия хорошо заметны. Видите, он серебристо-серой масти? Для немецкой овчарки норма рыжая масть, а у нашей породы допускается серый цвет. И телосложение отличается, у восточно-европейской овчарки спина более горизонтальная, чем у немецкой овчарки. Обе породы легко обучаемы и могут проявлять инициативу, но годовалый самец не может быть хорошо обученной служебной собакой, для обучения не было времени. Странный пес.
Тем временем привели бригадира, у которого я работал, он все и рассказал, чем всех удивил. Долго на заводе не задерживались, поехали в столовую для партбоссов Узбекистана. Там-то я и оторвался по мясным деликатесам…
Думал Леонид Ильич в резиденции отдохнуть после обеда, но я раскрылся… Впрочем, обо всем по порядку.
Меня помыли после обеда и сделали прививки, а потом отдали Брежневу. Он меня погладил по голове со словами:
— Молодец, умница Мухтар. И как ты догадался, я только не пойму.
Пахло от него, как обычно от больных стариков, сквозь хорошую туалетную воду. Видно было, что уже болен и плохо соображает, но пока хорошо держится, не то, что на параде 7 ноября 1982 года. Обезболивающее так повлияло? Впрочем, неважно.
Я аккуратно вырвался из его рук, подошел к письменному столу и потянулся за карандашом. Алексей Сальников, который был охранником и помощником в бытовых мелочах для Брежнева, переглянулся с Генсеком и протянул мне карандаш со словами:
— Ну и зачем он тебе?
Я взял карандаш в пасть, чтобы писать, и вскочил на письменный стол к пачке чистой бумаги. Припал на передние лапы и коряво написал: "Моя кличка Ганс. БССР Минская о. Любанский р. д. Калиновка ул. Лесная 18. Иван Степанович хозяин". Порученец вытаращил глаза, оперся рукой на стол, чтобы не упасть, и подал лист Леониду Ильичу. Бровеносец надел очки и то подносил лист к глазам, то отдалял и спросил:
— Я что-то не понимаю, это что, собака написала? Почему, откуда он умеет писать, еще и свой адрес знает. Ничего не понимаю. А ты, Алеша, понимаешь?
— Если вы не поняли, как же я соображу? Ганс, давай все напиши, бумаги дам, сколько надо.
Этому Алеше было лет как мне перед смертью. Своему дряхлому подопечному годится только в сыновья. Сальников Алексей положил на стол один лист бумаги, рядом второй, и приставил стул. Я на него вскочил и сел, как обычная собака. Передние лапы на края листа бумаги, и начал писать текст: "Был человеком, после смерти стал собакой, сохранив память и личность. Мелешко Сергей Николаевич, 1964–2014. Я из будущего, которого быть не должно. Как так случилось — не знаю и не понимаю. Пытаюсь изменить историю".
— Что случилось там? Сегодня я должен был погибнуть? — пробормотал Леонид Ильич.
"Нет. Перелом ключицы. Не срослась. Протянули до 10.11.1982. Сейчас должны больше прожить: не получили перелом, не нужны обезболивающие". Я потянулся за другим листом, который тут же подсунул порученец. Тут же Генсек сказал:
— Ну спасибо вам, Сергей Николаевич. Откуда вы родом?
Я написал адрес, по которому жил в теле человека весной 1982 года (общежитие техникума), адрес и имена родителей, брата, сестры. Кое-что добавил из описания малой родины, одной и второй. Леонид Ильич дал оба листа с адресами Сальникову и приказал:
— Отправь двоих людей для проверки.
Тогда, после отправки запросов, Брежнев, сгорая от любопытства, спросил меня:
— Сергей, что плохого в твоем времени, в котором ты умер?
Мой ответ привел старика в шок: "Я погиб в бою во время антибандеровского восстания на Донбассе. СССР распался в 1991 году". Вижу, неладное что-то творится с ним, краснеет, и явно плохо становится. Не хватало, чтобы он сейчас умер от сердечного приступа! Я отчаянно залаял, и на звук прибежал Сальников. Дал лекарства Брежневу и вызвал врачей. Вроде обошлось. Но порученец взял мою запись, прочитал и дал мне выговор: