Выбрать главу

— Пожалеешь брат.

Последние слова Сашки врезались в память и каким-то терзающими мыслями доводили до безумия. Я все еще брат для него несмотря ни на что и почему я пожалею?! В эту ночь я с трудом забылся в алкоголе, безумно зарываясь в простыни, что еще хранили в себе Анин запах. С ужасом думая, что скоро и этого у меня не останется. Безумный вальс этого ужаса и безумия, одержимости Аниным запахом, унес в предрассветный сон.

Анна.

Мы зашли в квартиру, которая все еще хранила в себе мамин уют. Я скинула обувь и бездумно пошла в комнату, где свои последние дни прожила мама. Там на постели, которая так уютно пахла мамочкой, я вновь дала волю слезам. Укутавшись в толстое одеяло, уткнувшись носом в мамину подушку, плакала и мне казалось, что она жалеет меня. Прижимает к груди и гладит по волосам, так как делала это всегда.

Саша оставил меня одну совсем не на долго. Принес горячего чая, перевернул мокрую от слез подушку на сухую сторону и лег рядом, теперь он гладил меня по волосам. Монотонно проводил ладонью по голове даря реальное ощущение маминой поддержки, проваливаясь, в спасительный сон я подумала, что сделала правильно.

Утром с трудом заглянула на кухню, Саша встретил с подносом.

— Топай в гостиную. — подтолкнув меня его деревянным бортиком, шел уже за мной, пару раз специально наступив мне на пятки.

— Что дальше? — спросила его, глотая кофе без особого желания и почти не чувствуя его вкуса.

— Нюта, ты должна хорошо подумать, нужно ли тебе это. — Саша протянул мне тост с маслом.

— Ты отпустишь меня? — спросила его, забирая из протянутой ко мне руки нежеланную еду.

— Уходи, но не так быстро. Проучи его хотя бы. Пусть поймет, что может тебя потерять. Что ты не данность. — Саша говорил все это, намазывая для меня маслом еще один тост и протянул его мне, добавив; — Чтоб оба съела, и это. — он поставил передо мной банку йогурта.

— Что мне делать? Я не знаю. — честно призналась ему.

Я внутри металась, после Сашиных слов готова была прямо сейчас сорваться к Диме, но и останавливали меня эти же слова. Он был прав, кто я для Димы, если не данность и он делал со мною то, что хотел. Обвинял, когда и как хотел, сделал женщиной не спросив, не получив согласия. А я была данностью. Безропотно отдалась острым, болезненным, но таким желанным чувствам, которых так долго ждала.

— Что нужно сделать чтоб удержать человека? — своим вопросом Саша выдернул меня из моих бессмысленных метаний.

— Отпустить? — неуверенно спросила я, не замечая, как за этим разговором начала есть.

— Правильно детка. — он улыбнулся и подмигнул.

Нестерпимо захотелось встать с ним у окна, с его тяжелой рукой на плече.

— Но зачем мне его держать? Он и так хочет быть со мной. Хотел. — ответила, чувствуя, как к глазам снова накатывают слезы.

— Нет. Ты ошибаешься. Дима хочет, чтоб это ты была с ним, просто тупо мое и все! И поэтому его с тобой сейчас рядом нет. Хотел бы быть с тобой, был бы. Просто рядом. Как друг, как брат. — Саша говорил все это, зная, что к чему, он сам уже был на месте Димы и что-то мне подсказывало, явно вел себя с Крис иначе.

— Ты не знаешь почему у Крис телефон отключен? Я хотела бы с ней поговорить. — вспоминая ее слова о том, что она не жертва, а я жертва и причина всех моих проблем именно в этом.

И мне нужно было с ней поговорить именно об этом и чем раньше, тем лучше. Иначе я имела риск сдаться на растерзание Диме, пропустив мимо ушей Сашины слова.

— Ну…мы немного повздорил. — Саша многозначительно поджал губы и повел глазами указывая масштаб этого "немного".

— И? — я предполагала, что телефон пострадал в неравном бою, но решила уточнить.

— Какая-то хрупкая нынче техника пошла. Чуть швырнешь в порыве гнева и уже осколочки. А помнишь Нокиа какие были? С 9 этажа выбросишь, а он работает. — Саша рассказывал сейчас, про телефон, только я выловила для себя другое.

В Сашином гневе пострадал лишь телефон Кристины, в Димином гневе страдала только я. И, если я хотела быть с Димой, а я хотела этого, то мне нужна была Крис. Я искренне верила, она сможет меня научить быть такой, какую Дима не обвинит попусту, не станет трясти в ярости вытряхивая не то признания, не то душу.