Дождь не прекращался вторую неделю, затопляя луга и дороги. До Ревеля был всего день пути, но царь Пётр Алексеевич, путешествующий инкогнито, отказался ехать верхом. Александр Данилович Меньшиков не просто изнывал от скуки, а, казалось, сам стал воплощением безнадёжности и уныния. Хозяин постоялого двора, которого он сначала винил в нерасторопности, затем в погоде, затем хотел застрелить, бесцельно слонялся по комнатам, нагнетая ещё большую тоску.
— Что за погода, — бормотал хозяин себе под нос, — который день ни одного проезжего, одни эти непонятные русские. Говорят, что купцы, но, какие они к чёрту купцы? Этот их главный — торговец? Скорее уж дворянин. Нет, не дворянин, я благородного человека из сотни узнаю. И зачем ему столько охраны? Что он такое везёт в Ревель? И кто этот его огромный спутник с бешеными глазами? Кто же они, шпионы, наёмники, авантюристы? Третьего дня напились до изумления и перестреляли всех кур. Вчера опять пили, ходили в коровник, и на спор били быка в лоб кулаками. Скорее бы уехали, но и совсем без постояльцев тоже нельзя.
Хозяин, неслышно ступая в толстых вязаных носках, подошёл к главному.
— Не желает ли господин жареных ревельских колбасок с кренделями?
— Мин херц, — вяло позвал Александр Данилович, — отужинать желаете?
Пётр, покусывая гусиное перо, что-то чёркал на листе бумаги и не отвечал.
— Неси свои колбасы-кренделя, — махнул рукой Меньшиков. — Сдохнешь тут у тебя от тоски.
— Завтра можно поехать на охоту, — с достоинством поклонился тот. — Могу продать вам пару великолепных Балтийских гончих.
— Какая охота? — Александр Данилович положил голову на стол. — Зайцев по воде гонять? У вас и дичи-то, поди, нет. В полях зайцы, да в море шпроты. Нет у вас тут ни хрена, понял?
— Неправда. У нас богатая земля. И дичь, и рыба, и лён, и янтарь.
— Дааааа! Слышишь, мин херц? Вот янтарь у них, действительно есть. Этого не отнять!
— Отчего же, не отнять? — Пётр отбросил перо и пристально смотрел круглыми глазами на хозяина. — Можно и отнять.
Александр Данилович счастливо засмеялся, а хозяин мрачно насупился.
— Тащи вина, дурак! И, — тут он потянул носом, — поторопись, дядя, кажись, подгорели кренделя!
(Позднее эта фраза Меньшикова стала крылатой)
Разумеется, великий Иога;нн Кри; стоф Фри; дрих фон Ши; ллер (нем. Johann Christoph Friedrich von Schiller) немецкий поэт, философ, историк и драматург, представитель романтического направления в литературе, не занимался разведением гончих. Просто германские поклонники его таланта, назвали породу в честь великого земляка.
Приятно, кстати, когда плоды своих трудов можно посвятить кумиру. Художники, писатели, астрономы, землепроходцы, подводники и кинологи — нарисовав, написав, вырастив, открыв, отыскав и выведя нечто удивительное, немедленно посвящали это своим родным, друзьям, любимым или просто, уважаемым, людям. Так появился тюльпан Гагарин, пик Ленина, землеройка Ливингстона, земля Франца-Иосифа, пельмени Сан Саныч.
Другое дело, если вы, к примеру, микробиолог. Открываете новый убийственный вирус. От него нет спасения, он неуязвим и фантастически живуч. И вы даёте ему самое подходящее и дорогое для вас имя — Брюс Уиллис. Пишете письмо своему идеалу в Беверли-Хиллс, а его агент отвечает, что мистер Б. Уиллис не в восторге от подобного подарка… Говорят, что когда доктор Боткин изобрёл желтуху, то довольно долго искал, кому бы посвятить эту грозную болезнь. Так и пришлось назвать её «Болезнью Боткина».
Кстати, посвящать лучше всего после смерти одариваемого. Вполне возможно, что герр Шиллер при жизни, не одобрил бы, как его доброе имя склоняется собачниками.
— Мой Шиллер так вчера уделался, что керосином не ототрёшь.
— Этот Шиллер ни одной течной твари не пропустит.
— Приобрёл вчера трёх Шиллеров и у всех глисты…
