Наталья с супругом честно кивали и преданно смотрели во все глаза. Хозяйка, шумно дыша, стала спускаться по лестнице.
— Натусик, одна просьба, — муж Клавдии Ивановны наклонился к уху племянницы и что-то прошептал ей.
— Что он сказал? — спросил Борис. — Поливать любимый кактус?
— Не трогать какую-то собачку в книжном шкафу, — беззаботно рассмеялась Наталья.
— Не трогать собачку, собачку-кусачку! — радостно завопил её супруг и закружился по комнате. — На пять месяцев у нас своя квартира!
— И собачка, которую нефиг трогать, — откликнулась Наталья, распахивая стеклянные дверцы шкафа.
Там, действительно, стояла фарфоровая фигурка гончей.
— Никому не говори, — заговорщицки подмигнула ей Наталья и поцеловала в чёрный холодный нос…
Вечером у Бориса разболелся зуб. К ночи боль стала невыносимой, и пришлось ловить машину, ехать в дежурную поликлинику, что бы удалить его.
— Гадфская фобака, — прошепелявил муж, когда они вернулись домой. Он верил в чёрных кошек, цифру тринадцать, упавшие ложки и прочие приметы.
— Собачку, долой! — бодро откликнулась Наталья и, подойдя к шкафу, повернула фигурку носом к книжным корешкам.
Через час с потолка потёк кипяток. Соседей сверху дома не оказалось. Вызывали МЧС, участкового, носились по квартире с тазами и тряпками.
— Но мы же в этом не виноваты, — устало плюхнулась в мокрое кресло Наталья, когда всё закончилось.
— Фобака. — Борис мрачно указал на повёрнутую к ним хвостом фарфоровую гончую. — Фука!
Наталья, задумчиво, опять развернула собаку мордой в комнату и осторожно подышала на неё, сдувая пыль. Ночью, несмотря на усталость, она не могла уснуть.
— Она смотрит на нас, — прошептала Наталья мужу.
— Накрой её чем-нифудь, — так же шёпотом ответил Борис.
На собаку бережно накинули носовой платок. Они уснули только на рассвете, а в семь утра пришла SMS. Наталье сообщали, что она только что сняла все деньги с кредитки. Кошмар продолжался!
— Я убью эту фуку! — орал Борис, размахивая молотком.
— Не смей, идиот! — оттаскивала его от шкафа Наталья.
На их крики, нервные соседи вызвали милицию…
Вечером, проклиная всё на свете, измученные супруги ехали в пригородной электричке на дачу к Клавдии Ивановне.
— Собачка — с порога, обречённо, выдохнула Наталья. — Мы трогали собачку!
— Натусик, какую собачку, — муж Клавдии Ивановны выпучил глаза.
— Ту, которая в книжном шкафу. Которую вы сказали не трогать, — по-детски заревела Наталья.
— Да, заначку! Я просил не трогать мою заначку! — рассмеялся тот.
— Какую такую заначку? — сверкнула глазами Клавдия Ивановна.
— Хосю саресаться, — прошепелявил Борис, и устало сполз по стене на пол. — И саресать кое-кого…
Графство Артуа это болота, торфяники и заросшие камышом озерца. Постоянные дожди, туман и ядовитые испарения. Однако земли Артуа богаты бобрами, водяными крысами, лягушками и пиявками — настоящий рай для охотников. Нет большего наслаждения, чем, поднимая тучи брызг, мчаться на коне, за сворой воющих псов. Палить в каждую кочку, в надежде, что это затаившаяся дичь. Проблема в одном, после первых пяти минут охоты, гончие так перемазываются в грязи, что многие охотники принимают их за болотных жителей и в азарте пристреливают…
Самюэль Креббс всю жизнь проработал охранником в одной из федеральных тюрем Восточного побережья. Есть такое выражение — «Самый лучший тюремщик получается из заключённого», а если продолжить эту последовательность, то «Из самого лучшего тюремщика получится С. Креббс». Преступники, которых он охранял, жили по расписанию, нарушить которое даже не приходило им в голову. Все были здоровы, накормлены, чисто одеты и вели себя вполне благопристойно. И всё это достигалось не жестокостью и побоями, а, исключительно, внушением и буквой Устава.
При выходе на пенсию Самюэль получил в подарок именные часы от начальника тюрьмы и гражданский костюм, пошив которого оплатили, скинувшись, его подопечные. Несколько месяцев новоявленный пенсионер пытался привыкнуть к телевизору и пиву, но так как бездумное времяпровождение было ему не свойственно, то вскоре он приобрёл несколько акров земли, дюжину английских фоксхаундов и открыл «Собачий питомник Креббс Голд-Хаунд».