Страсть к картинам покинула его при других обстоятельствах. Он возвращался однажды с охоты на лисиц, испытывая необычную усталость. Был туманный день конца октября. Пробудившийся к полудню ветер гнал сквозь сырой парк белые фантомы осени. Лорд Эльмор слез с лошади и шел по песку аллеи, направляясь к перрону, где дожидался его почтительно склоненный Огюст. Слуга поднял голову, лицо его, обращенное к верхушкам парка, изобразило ужас. Лорд оглянулся, над зеленой лужайкой плыло облако, принявшее человеческую форму. Эльмор узнал очертания леди Елены. Одна туманная ее рука протянулась и бесконечно удлинилась, обвивая каменные массы аббатства. Край облачных одежд окутал выступ стены. Видение рассеялось, послышался вздох, подобный стону Эоловой арфы. Лорд Эльмор задрожал с головы до ног и устремился в дом. Ища забвения, поспешно прошел он в картинную галерею. Он не узнавал более ее стен. Обилие женщин, богинь и ангелов, глядевших на него из золотых рам, поразило его. Во всех он угадывал теперь сходство с леди Еленой. Одни удержали ее улыбку, тогда как другие воспроизводили, казалось, ее слезы. Он видел всюду ее глаза, ее волосы, ее плечи, ее руки. Ее присутствие утверждалось, воплощалось и множилось. Лорд Эльмор испытал панический страх. Он выбежал вон из галереи и повесил на ее дверях тяжелый замок.
Большая часть слуг давно покинула его, вскоре ушли последние, кроме Огюста. Владелец Воберна остался доволен этим. Разве не мог француз один заменить для него всех остальных в их разнообразных услугах? Он убирал постель и стряпал, чистил лошадь и сопровождал его в качестве грума. Он был все так же молчалив и все так же искусен. Он был все тем же вечным и немым его собеседником.
Огюст водворился в обширной кухне, поблескивавшей по стенам медной и оловянной посудой. Эльмор теперь спускался туда, чтобы завтракать и обедать на тяжелом дубовом столе. По вечерам он садился на стул у огромного пылающего очага и усаживал перед собой француза на низенькую скамью. Лорд Эльмор пил стаканами вино из темной бутылки и рассуждал, обращаясь к своему собеседнику. Он излагал ему тайны своих открытий и дерзость своих догадок. Огюст улыбался, казалось, беззубым ртом. Он сидел неподвижно, полузакрыв глаза и сложив на коленях руки. Было невозможно понять, жив он или умер, спит или бодрствует. Эльмор напрасно возвышал иногда голос и яростно вращал у самого его носа длинными пальцами. Лорд замахивался вдруг, чтобы ударить слугу, но, опомнившись, опускал руку как плеть, допивал последний глоток из бутылки и, шатаясь, шел спать.
Однажды повествовал он, с какими усилиями проник в тайну дьявола. Взволнованный важностью своих рассуждений, он чаще обычного опрокидывал в горло стакан. Все колебалось и танцевало в его глазах, подобно тем языкам пламени, которые яростно прыгали в огромном отверстии очага. Огюст, застывший на своей низкой скамейке, казался ему исполняющим неприличную сарабанду. Желая удержать его, лорд Эль-мор схватил и приподнял его за локоть. Старик соскользнул вниз как безжизненное тело. Этого мнимого сопротивления оказалось достаточно, чтобы привести Эльмора в ярость. Пинком ноги он толкнул в огонь своего собеседника.
С безумным удовлетворением глядел он, как пламя, бушующее в многостолетнем камине, пожирало добычу. Он долго молчал, заинтересованный зрелищем, потом перевел глаза к низкой скамье, ожидая найти внимающего как будто ни в чем не бывало его рассказам француза. Внезапно он понял, что лишился своего единственного слушателя. «Я знаю, чьи это штуки», — пробормотал он. Произнося проклятия, он грозил огню кулаком. Новая мысль осветила его разум. Эльмор наклонился и поднял уголь. Дрожащей рукой начертил он на белой стене фигуру в кафтане с большими круглыми пуговицами. Лунообразное ее лицо напоминало Огюста, но слишком черны казались угольные глаза и зловещи брови по сторонам крючковатого носа. С углем в руке лорд Эльмор отступил на несколько шагов назад, довольный изображением. «Слушай, ты!» — воскликнул он. Черты фигуры дрогнули, рот ее искривился усмешкой и обнажил клыки. Эльмор хотел говорить, но язык не повиновался ему. Он поднял руку, чтобы смахнуть угольные черты с белой стены. Силы оставили его, он упал навзничь на каменный пол кухни.