Силам революции приходилось временно отступить.
Реакционеры всячески стремились завербовать популярного артиста в число своих сторонников. На одном из спектаклей в Москве Собинову был демонстративно поднесен венок от одного из черносотенцев — Шмакова. Глубоко возмущенный, Леонид Витальевич на другой же день послал в редакцию газеты «Век» письмо с просьбой немедленно опубликовать его.
«Милостивый государь г. редактор, — писал Собинов. — Не откажите дать место в Вашей уважаемой газете следующему письму.
Вчера, семнадцатого ноября, во время исполнения мною оперы «Фра-Дьяволо», мне был подан из публики венок с обозначением на трехцветных лентах «А. С. Шмаков — Л. В. Собинову».
Подобное подношение, явно носившее демонстративный характер и крайне меня озадачившее (и, смею думать, не меня одного), я могу объяснить только одной шуткой какого-либо остроумца, против которой я и протестую горячо настоящим письмом. К г. Шмакову я не имею абсолютно никакого отношения, ни как к частному лицу, ни как к общественному деятелю, а поэтому подношение мне венка действительно г. Шмаковым было бы явным недоразумением с его стороны, совершенно мне непонятным и ничем необъяснимым.
Примите и проч.
Артист Л. В. Собинов.
18 ноября 1906 г.»
Несмотря на мягкий характер, Собинов умел быть, когда это требовалось, глубоко принципиальным и непримиримым. И всегда поступал так, как подсказывала его гражданская совесть. Это была одна из причин, почему его так любила молодежь, почему ему так верили зрители.
VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Собинова неудержимо тянуло на родину. Появилась возможность после трехлетнего перерыва вернуться вновь на сцену Большого театра.
То, что наконец-то он снова дома, опять на сцене родного театра, вселяло в артиста новые силы. Он ощущал необыкновенный творческий подъем.
Первой новой работой, которую Собинов готовил для москвичей, была опера «Вертер». Созданная Масснэ в восьмидесятых годах прошлого столетия, она продолжила то качественно новое направление французской оперы, которое получило название «лирической» оперы и родоначальником которой явился Гуно с его оперой «Фауст», впервые поставленной в Париже в 1859 году. До Гуно на французской сцене господствовала так называемая большая опера. Ее представителем был Дж. Мейербер. Часто фоном его опер служили социальные конфликты; подавались они всегда в романтизированной форме.
Пришедшая на смену большой опере лирическая в силу исторических условий не могла уже разрешать большие социальные темы. Центром развития сюжета оперы, ее образов стали личные, интимные переживания. Любовно-романтический элемент стал играть главную роль.
Это, безусловно, сужало и масштабы и значимость новой оперы. Тем не менее она обладала достаточными художественными достоинствами, позволившими ей дожить и до наших дней. Искренность, теплота, простота и человечность — вот что привлекало слушателей в этих операх. На смену развернутым ариям большой оперы приходят мелодичные, доходчивые романсы и ариозо.
Опера «Вертер» принадлежит к числу наиболее удачных произведений этого жанра. В основу ее сюжета композитор положил широко известный роман Гёте «Страдания молодого Вертера».
По словам самого поэта, «Вертер» был его исповедью, благодаря которой он избавился от того, что мучило его. Но для молодого поколения Германии тех лет «Вертер» явился как раз началом страданий и драм. Роман этот наделал много шума, и не один немецкий юноша увидел в трагедии героя Гёте Самого себя, свои разрушенные мечты.
Трагедию разрушенного идеала увидел в «Вертере» и Собинов. Мещанская мораль буржуазного общества губит талантливого, духовно богатого человека, не желающего подчиниться ей. И губит самым страшным образом: отнимает у него надежду на счастье и радость, заставляет добровольно предпочесть смерть.
Разрабатывая сценический рисунок образа Вертера, Собинов сознательно подчеркивал в первом акте молодость, жизнерадостность своего героя. Звуки голоса Собинова были здесь особенно чистыми, безмятежными. Ему это важно было для того, чтобы показать отсутствие в характере Вертера черт обреченности, показать, что причина гибели героя совсем не в его меланхолии, как часто это получалось у большинства исполнителей партии. Правда, будучи тонким художником, Собинов понимал и то, что в подобной ситуации смерть — далеко не единственный выход. Не стрелялись же Альфред, Ионтек, Де-Грие. Значит, есть еще какие-то внутренние причины, побуждающие людей, попавших в одинаковые условия, по-разному преодолевать душевные страдания.