Раздался еще один голос. Это был Аттила.
— И они будут твоими врагами, а ты станешь их врагом. И вечная война начнется между кочевниками и колонистами за каждую пядь земли, пока не разразится война на краю света.
Словно закончив свою партию в соревновании певцов, Аттила вскочил на ноги, отряхнул от пыли одежду и невозмутимо направился в новый величественный деревянный дворец. Вожди и избранные со смехом стали расходиться.
Но Маленькая Птичка не смеялся. Он сказал:
— И они примутся за змей.
А потом он тихо добавил — так тихо, что слышал только Орест:
— И принесут в жертву невинную кровь.
Глава 3
Карательная экспедиция
Стояла весна, когда новости достигли Рима и Константинополя. На границе у Дуная неугомонные варварские племена снова стали проявлять нетерпение. Теперь дикие скифы и гунны снова разбили лагерь на равнине Транспаннонии. Люди, которых они выгнали, бежали на запад в Германию или за реку в поисках убежища в приграничных городах Аквинк и Карнунт. Но лишь немногие рассказывали ужасные истории. Казалось, загадочные степные кочевники просто решили в этом году перезимовать на плодородных пастбищах возле Тисы. Особых причин для беспокойства не возникало. Они производили впечатление бесцельно блуждающих бродяг — словно листья, подхваченные осенним ветром. Оснований видеть какой-то великий план не было, поскольку те варвары просто не умели такие планы строить. Они жили, не руководствуясь здравым смыслом или законом, признавая лишь свои примитивные обычаи и соблюдая ужасные кровавые ритуалы.
Только один слушатель воспринял новости иначе — Галла Плацидия, находившаяся в Равенне. Она сказала, что, вероятно, план существует. Некий великий план, уже начавший осуществляться. Императрица поинтересовалась, по-прежнему ли верховным вождем гуннов являлся тот, кого зовут Аттила. Вестник этого не знал. Галла Плацидия дважды ударила его, но вестник по-прежнему не мог дать ответа. Галла сердито прошипела что-то о недостатке сообразительности и исчезла из комнаты.
Позже в тот день Валентиниан сидел в своих личных покоях и ел свежие белые трюфели из лесов Умбрии.
Его мать вошла без предупреждения. Позади, неся большой свиток на длинном деревянном шесте, следовал придворный писец, который родился в Пании, скромном и незаметном маленьком городке во Фракии. Сам писец, благодаря своей усердной и безупречной службе в течение многих лет, высоко поднялся по карьерной лестнице в Византии — так высоко, что его часто отправляли в Равенну, как сейчас. Кое-кто считал эти нередкие и кажущиеся порой ненужными назначения и передвижения туда-сюда между дворцами средством, с помощью которого Западная и Восточная империи следили друг за другом. А тот чиновник, который имел право проникать повсюду, точно являлся шпионом. Но писец всегда вежливо склонял голову, узнав о подобных нелепых догадках, и прибегал к самому надежному из друзей — молчанию.
Некоторое время он служил главным писцом в управлении Святой Щедрости, а также писцом в консистории, фиксирующим звания, после чего был назначен заместителем главного писца в консистории. Эта должность, справедливо заметим, открывала немало возможностей, но требовала ответственного отношения.
Но позвольте мне не хвастаться. Лишь то… О, как я желал, чтобы мои престарелые родители могли увидеть тот день, когда я вошел во дворец самой императрицы Галлы Плацидии! Как бы они гордились, как бы сияли от радости и кивали седыми головами, слушая рассказы сына о придворных делах и интригах во время редких визитов домой, в маленький городок Паний, где лучи солнца согревают зеленые оливковые склоны. Но этому не суждено сбыться: оба родителя уже безмятежно спали под тем зеленым склоном. А члены моей семьи, если бы они существовали, служили бы писцами, секретарями и управляющими императорского двора.