— Сейчас, — прорычал Теодорих, — никто. Пусть готы остаются независимыми.
Аэцию не понравился такой ответ. Он вцепился в запястье короля стальной хваткой. Глаза стратега внезапно загорелись той страстью, которая похожа на тихое негаснущее пламя, спрятанное где-то глубоко внутри под холодной, замкнутой и строгой оболочкой. Теперь оно стало ослепительно-ярким, словно экваториальное солнце, появившееся из-за облака.
— Мой господин, — произнес Аэций настойчиво. — Я не льщу вам, вы прекрасно знаете. Но это будет не обычная стычка между римлянами и варварами, я уверен. Я ведь не раз видел Аттилу. Это тот мальчик, с которым я сражался и играл в лагере гуннов, когда еще давным-давно попал в заложники.
— Ах да, припоминаю. Непростая история.
Теодорих задумался.
— Странно. И теперь этот твой друг детства ведет вражескую армию к твоим границам.
— И более того, — сказал Аэций, — я прекрасно его знал. И знаю. Тридцать лет в изгнании, а вот теперь Аттила вернулся. Я знаю, как он ненавидит Рим и мечтает разрушить империю.
Теодорих покачал головой.
— Все это грустно и странно, словно какая-то старая баллада.
Аэций нетерпеливо оборвал раздумья Теодориха.
— Это не просто глава в длинной истории Рима. Это финал. Разве ты не видишь? От этой битвы, от этой войны зависит, выживет ли христианская цивилизация. Я говорю тебе правду. От нее зависит дальнейшее существование нашего общества и нашей империи. Скоро на нас обрушится вражеский гнев и мощь. И если мы проиграем, весь мир, включая королевство визиготов, включая все то, что мы знали и о чем заботились, канет в забвение. Настанет новый Темный Век.
Теодорих улыбнулся:
— Ты отличный оратор, нет сомнения. И я знаю тебя, как прекрасного полководца. Но нет, я не принесу в жертву своих молодых воинов, чтобы спасти старый Рим. Однако желаю тебе успеха. Я велю священникам и дьяконам молиться за тебя в соборе, а этот льстивый епископ Сидоний отслужит мессу. И если Риму или гуннам суждено победить, я молю, чтобы это был Рим. Не сомневайся в том.
С присущим ему пылким великодушием Теодорих схватил руку Аэция своей огромной лапой. Этот римлянин — не его враг.
— Брат, — произнес король задрожавшим голосом. — Возможно, когда-нибудь, если мы не отправимся с тобой в бой, ты выступишь на нашей стороне.
— Этого придется долго ждать, брат. Знаешь, я же римлянин.
— Знаю. Ты — болван.
В это мгновение от тени колоннады отделился и сделал шаг вперед почти забытый всеми юноша. Это был Торисмонд, второй сын Теодориха, которому шел девятнадцатый год.
— Мой господин, — произнес он хриплым от возбуждения голосом. — Отец…
Король повернулся.
— Отправьте меня. Отправьте Теодориха, старшего сына, и меня с отрядом. Позвольте мне выступить со стратегом Аэцием против гуннов.
Теодорих фыркнул:
— Я бы скорее послал щенков против зубра. Уходи прочь, мальчик.
— Мой господин, я умоляю вас…
Даже Аэций дрогнул от оглушительного голоса Теодориха.
Торисмонд исчез.
Аэций произнес:
— Ваши шесть сыновей, мой господин. Отличные парни!
— Щенки.
— Щенков можно хорошо выдрессировать.
Теодорих странно посмотрел на стратега.
Аэций выехал на рассвете, получив благословение старого короля. Его сопровождали два воина-гота на лошадях. В этой части империи опасности не существовало. Сонные, согретые солнцем дороги старой провинции сейчас казались самым безопасным местом на свете.
Ворота Толосы открылись, и три человека покинули город. Они проехали всего несколько сотен ярдов, когда услышали громкий звук труб с башен. Аэций и готы остановились и оглянулись назад.
Деревянные ворота медленно открылись. Вперед, на залитую солнцем дорогу, выступило великолепное войско — армия, в которой было не менее тысячи готских волков в длинных красных плащах. Ясеневые копья были у всадников, сидевших на лошадях. Знамена гордо реяли на ветру, кони грызли удила — белые племенные жеребцы в отличной форме и с блестящими гривами. Во главе этой величественной колонны стояли двое юношей — принцы Теодорих и Торимонд, «Сыновья Грома». У Аэция заколотилось сердце.
С вершины башни донесся громкий голос вслед удалявшимся всадникам:
— Идите на восток и разбейте гуннов! Благословляю вас, мальчики! И ради спасения моей старой души — уничтожьте их грешные кости!
Обратно в Рим ехали спокойно. Новостей по прибытии оказалось немало.
— Карательная экспедиция? — повторил Аэций.