В ясные ночи Джангир-хан выходил из юрты; запрокинув голову, долго глядел на небо. Думал: чего больше — звезд на небе или верблюдов на ханских пастбищах? Про баранов Джангир не думал: ни один ученый мудрец не сосчитал бы число голов в отарах Джангира. Но почему-то хотелось еще. В степи говорят: «Заколовший верблюда просит мяса у заколовшего козу». Последнюю козу норовил отнять у других Джангир.
Но пришла пора — степной властелин стал бояться степи. Старался не выходить из юрты. Отряды Исатая кружили возле ханской ставки. Мимо юрты пролетали случайные стрелы. Не звезды — горели вокруг мятежные глаза. Так много горящих глаз, что Джангир-хану было страшно считать. Он слал в Оренбург отчаянные письма, просил войска.
Коллежский советник, которого еще называли «господином полковником», искал правду. Он отвечал Джангир-хану, что для восстания были свои причины: «Казахи доведены до крайности самоуправством султанов, биев и старшин, употребляемых вами по управлению ордой». Господин полковник Даль требовал, чтобы хан объяснил, почему взимает с подданных столь несоразмерные поборы.
Джангир злился.
Без неутомимых почтальонов, без ретивых фельдъегерей молнией разносятся вести по степи. Исатай Тайманов и Махамбет Утемисов сочиняли послание губернатору Перовскому. Рассказывали степную правду:
«Просьбы и жалобы наши никем не принимаются. Имущество у нас отнимают. Мы живем в постоянном страхе. Пришлите к нам честных чиновников, чтобы провели всенародное расследование. Особенно желаем, чтобы жалобы наши попали к господину полковнику Далю. Пришлите правдивого Даля!»
Губернатор Перовский не послал в степь правдивого Даля. Он послал карательные части генерала Покотилова и подполковника Геке — подавлять мятеж.
Исатая, уже раненного, стащили с лошади, долго рубили саблями…
Не будем осуждать Даля за то, что он внешне спокойно перенес эти события: не рассорился с Перовским, не подал в отставку, не умчался на горячем скакуне в степь, чтобы примкнуть к восставшим. Даль был дисциплинированный чиновник и человек с положением, которого неожиданно достиг после долгих мытарств. Перовский был благодетель и лицо, близкое к государю императору. Поднять бунт, расстаться с карьерой из-за казаха-мятежника, зарубленного где-то в степи, — не в характере Даля; да и вряд ли кому другому в то время такое пришло бы в голову. Заявить, что у мятежников имеются причины восстать против ханской власти, было по тем временам тоже немалой смелостью. Правдивый Даль это заявил. Не будем требовать от него большего. Считалось: коли человек служит, он подчас должен поступаться правдой ради каких-то высших целей. Каких? Наверно, наедине с собой Даль пожимал плечами.
Там, где возможно, он старался подштопать пробитые в правде дыры.
…Даль был главным устроителем музея в Оренбурге. Даль называл его местным музеем. За стеклами шкафов и полок сохранялись куски правды об Оренбургском крае. У входа стояли одетые в национальные платья фигуры казахов, калмыков, башкир. Один знатный путешественник, осматривая музей, заметил Далю:
— Не слишком ли заботитесь вы об изучении быта сих диких племен? Мне довелось читать в ученом журнале, что подобный интерес лишь укореняет их варварские обычаи. Есть ли в том нужда?
Даль сказал:
— Удивительные бывают совпадения в пословицах разных народов! Недавно я узнал башкирскую: «Дружба народов — их богатство», и, представьте, тотчас вспомнил нашу, русскую: «Доброе братство милее богатства».
ОДИН В УМЕ
А как же словарь?
Чиновник Даль занят службой. Казак Луганский пишет рассказы. Пополняются ли словами тетрадки?
Нельзя на каждой странице назойливо напоминать, что Даль собирает слова. Это надо все время иметь в виду, о чем бы ни шла речь. Как в арифметике: «три пишем, один в уме». А арифметика тут такая: знаем, сколько слов собрал Даль, знаем, сколько ему на это понадобилось времени, и получаем, что при двенадцатичасовом рабочем дне Даль должен был каждый час записывать и объяснять одно слово. Конечно, собиратель не работает, как машина. Его деятельность неравномерна. Бывает, за день он узнает больше слов, чем за предыдущий месяц. Но средняя цифра — слово в час. Это много.
Даль вспоминал потом, что оренбургские годы были золотым временем для заготовки слов. Это нетрудно объяснить. Оренбург удобно расположен. На запад — европейская Россия, на восток — Сибирь, на север — Урал, на юг — Казахстан. Башкирия и Татария — по соседству. До Волги рукой подать. Край заполнен переселенцами. В одном уезде — бывшие жители двадцати губерний. А отъедешь три версты — казачья станица с нетронутой, самородной уральской речью. Смешение языков!