Хотя… иногда я думаю, а почему? Почему я всех так люблю? Что это? Свойство характера Саломира, залитое в меня вместе с памятью и знаниями? Остаточные, не погашенные молотом кузнеца колебания моего ядра? Или, наоборот, вколоченный им искусственный рефлекс, необходимый для эффективного сбора, хранения и использования? Не знаю. Да и так ли это важно? Главное, эта любовь – неотъемлемая часть моего характера. И я готов дарить ее всем. Ведь чем больше любви отдаешь, тем больше ее становится. Вот такая она загадочная субстанция.
Храмовый двор находился неподалеку от дворца владетеля, но не примыкал к нему напрямую. Вообще, в том городе все находилось недалеко. Как я узнал позже, жителей там обитало всего-то тысяч двадцать. Но по меркам того мира, город считался достаточно крупным. Нет, не гигантским, но вполне достаточным, чтобы являться столицей одного из самых влиятельных в тех краях государств.
Так вот, по пути из дворцовых конюшен, за Саломиром увязалась целая толпа любопытствующих. Еще бы, ведь он сам этому способствовал.
Длинный черный посох колдуна гипнотически стукал о мощенные песчаником улицы. Посох перевеивала золотая проволока. Он был заострен снизу до игольной остроты, а верхушку венчал нехилый набалдашник из незнакомого мне сине-зеленого камня.
Сам Саломир, постоянно что-то говорил, но слов разобрать было почти невозможно. Однако, его речь была настолько экспрессивна, что заставляла прислушаться, подойти ближе, дабы узнать, в чем именно заключается смысл. Несомненно, очень важный, имеющий глубокое значение для каждого горожанина в отдельности и для всего Шалу-Арыма в целом.
Люди обступили колдуна и молча внимали непонятным словам. Четверо держали под уздцы снаряженных лошадей, с боков которых свисало нечто, отдаленно похожее на стремена. Присмотревшись, я понял, Саломир использовал для них скобы от факелов. Изобретательно, нечего сказать. Быстро, и главное свою функцию эти приспособления выполнят.
В толпу затесались двое бритоголовых жрецов одетых в ниспадающие белые, но грязноватые, тоги. Какому именно божеству были они приписаны, я не знал. Саломир почему-то не вложил в мою память знаний о местном пантеоне. Время от времени их лица подергивались, а пальцы дрожали. Видимо, жрецы старались сбросить с себя наваждение, но тягаться с колдуном не могли. Прочие горожане стояли и вовсе неподвижно.
- Приступай… - прошелестел я Горпату.
- А вдруг…
- Храмовый двор огорожен. А они все не в себе. Начинай с задних, остальные и опомниться не успеют… Приступай!
- Но они – мои подданные!
- Надо же. Вспомнил. И чего? Не забыл, вскоре весь мир склониться перед тобой! Ты уже не владетель этого жалкого городишки, ты – будущий царь мира! А души жителей Шалу-Арыма ничуть не отличаются от обитателей прочих мест. Приступай! Я уже не могу терпеть!!! Смотри сколько их здесь! Быстрее!
- И когда ты их заберешь…
- Мы будем искать новых. Душ никогда не бывает много!
Горпат засопел, но послушался. Стараясь ступать тихо, что было, впрочем, необязательно, приблизился к толпе.
- Можешь не размахивать мной, - напомнил я ему. – Достаточно маленького пореза.
- Знаю, - буркнул он, и легонько ткнул мною в ногу ближайшего горожанина. Не успел он свалиться в пыль, как я уже вырвал души из трех его ближайших соседей. Горпат при своих габаритах и кажущейся неуклюжести двигался стремительно и точно, будто кот.
Когда на земле валялось уже больше десятка тел, что-то почувствовали жрецы неизвестного божества. Они задергались и затряслись еще активнее, и по людской массе прокатились волны вялого беспокойства.
Саломир возвысил голос и громче застучал посохом. Горожане успокоились, но жрецы неожиданно очнулись. Заозирались, пытаясь понять где именно находятся и что тут делают.
- Скорее! – заорал я. – Сначала этих! А то уйдут!
Но Горпат уже несся к парочке расталкивая впавших в ступор горожан. Взмах, удар, и первая лысая голова покатилась по земле. Из обрубка шеи ударил целый фонтан крови окативший и владетеля, и стоящих рядом людей. Второй жрец оказался расторопней. Он будто сложился втрое и мое лезвие рассекло воздух над его макушкой. Удивленный Горпат обратным движением собирался рассечь грудь шустрого жреца, но тот как-то странно скрестил ладони и… Я не поверил произошедшему! Поймал мое лезвие голыми руками!
Горпат налег на эфес, стараясь опрокинуть жреца, отрезать ему пальцы, но между ладоней лысого и моим лезвием засветилось багрово-красное сияние. Такой же огонь все ярче разгорался и в глазах шепчущего молитву служителя культа.