Чужой инквизитор закончил орать на палача и переключился на моего инквизитора. Одеты они были почти одинаково, и размер символа сопоставимый, только у чужого имелась шапка, очень похожая на ушанку. На макушке шапки торчал штырек, к которому крепился еще один квадрат, но уже без внутреннего наполнения. Мой инквизитор со сжатыми в нитку побелевшими губами молча огребал заслуженные матюки. Так его, урода тупого. Неужели не ясно еще, что я на ихнем не шпрехаю?
Не знаю, как там насчет стокгольмского синдрома, но лично я к своим похитителям-экзекуторам никакой привязанности не испытывал. И если бы сейчас чужой инквизитор зарезал моего, только бы порадовался.
Чужой инквизитор заткнулся, посмотрел на меня сердито и поинтересовался:
- Мурло мудло?
- Сам такой… - из последних сил прохрипел я.
Инквизитор скривился и зачем-то меня переквадратил. Я ничего не почувствовал, кроме уже привычно тупой боли. Наверное, местных бесов еще не успел нахватать, а тем что с земли мог притащить, туземный экзарацизм до лампочки.
Вдруг из коридоров раздались неуставные крики. Уставные – это крики боли, ужаса или безнадеги. К ним я привык, они здесь постоянно. Само собой, я тут не один в подобном олинклюзеве обитаю. Правда криков на русском или другом знакомом языке не слышал. Однако, сам факт наличия других пытаемых, говорит о многом.
Кстати, пару раз мимо моей двери протаскивали трупы. Потому что за ноги. Даже не трупы, куски освежеванного, уже не кровоточащего мяса. А троих скованных наоборот затащили внутрь. Этих наоборот, за вывернутые в колодках руки. Будущие жертвы тоже орали и плакали, так что в их судьбе я не сомневался. Да и когда меня так вот тащили, я тоже во все глаза смотрел в лишенные дверей соседние пыточные. Тогда уже решил, что ничего не утаю. Собственно, и не собирался, да и утаивать нечего, но в тот момент понял – скажу им все, что они хотят услышать. А не только то, что знаю. До такой степени жуткое впечатление на меня произвели человеческие обрубки, висящие в соседних камерах.
А теперь и сам почти такой.
Руки-ноги еще на месте, но мышцы отбиты, кости переломаны, кожа или содрана, или сползает из-за ожогов. Скорее всего скоро гнить изнутри начну, если еще не начал. Почему еще в сознании – сам не знаю. Чудо, не иначе.
Так вот, крики. Они были не испуганные, а панические. Зовущие. Снаружи что-то творилось. Мне было так хреново, что я не особо вслушивался, но и в таком состоянии понимал – происходит нечто необусловленное распорядком.
Сквозь невнятный клекот чужого языка настойчиво пробивалось лишь одно полу понятное слово.
- Куло цоло коло оолко Сааломирло!
- Сааломирло кломло мало кало!!!
- Тало тацло кацло макло!!! СААЛОМИИИИИРЛО!!!
Инквизитор в шапке осекся и прислушался. Что-то булькнул и махнул рукой палачу. Тот опрометью бросился в коридор, вероятно на разведку. Но сделав буквально один шаг за дверной проем, внезапно застыл в неестественной позе с полуподнятой ногой. Мгновение покачался туда-сюда и рухнул всей тушей на каменные плиты пола.
В следующий миг в коридоре показалась высокая тощая фигура, полностью закутанная в черный балахон. Совершенно иного покроя чем у инквизиторов и какая-то зловещая. Лицо фигуры почти полностью скрывал глубокий капюшон. А в руках фигура держала антрацитово поблескивающий, тяжеленный даже на вид посох. Шум из коридоров оборвался, будто кто-то мистическим образом выключил громкость внешнего мира.
- Хе-хе, нашел, - раздался из-под капюшона надтреснутый неприятный голос. Но мне он показался ангельской музыкой. Фигура не клекотала, а говорила по-русски. – Успел. Еще жив. Хорошо.
Опомнившиеся инквизиторы выхватили откуда-то довольно длинные ножи и с воплями «кало-маавло-мурло!!!» кинулись на колдуна. А кем он еще мог быть? Типичный такой колдун. И скорее всего злой.
Ну уж точно не сильно добрый, поскольку оба служителя неясного мне культа, отлетели от черного будто кегли. Я и заметить ничего не успел, а колдун снова стоял, как ни в чем не бывало. Но что-то он такое сделал, так как у моего инквизитора вывались на грязный пол внутренности. Он хрипел и пытался руками засунуть их обратно, но почти сразу отключился и затих. А у того что в шапке, куда-то исчезла голова. Вместе с шапкой. Кровь толчками вырывалась из обрубка шеи и довольно быстро образовывала большую лужу.
Закутанный в черное человек перешагнул через палача и больше не обращая на тела внимания, подошел ко мне. Склонился. Из-под капюшона уставились умные черные глаза. Худое лицо, без усов, но с длинной козлиной бородкой.