- Тебе осталось полдня, - сказал колдун. – Даже если я отправлю тебя домой, на Землю, ты умрешь в реанимации через сутки. Скорее – еще раньше. Почки, печень, селезенка… все отбито. Переломы, ожоги… с такими травмами не живут. Ты это понимаешь, так?
Я, как мог кивнул.
- Вылечить то, что из тебя сделали, уже нельзя. Ты умрешь. В любом случае. Тебя не станет как личности. Навсегда. Но я могу сохранить твою душу. Я давно искал именно такую. Однако, лишь если ты отдашь мне ее добровольно.
- Душу? – не поверил я. Облизнул пересохшие, разбитые губы и с трудом прошептал. – То есть… как? Ты дьявол?
- Вот уж точно нет, - усмехнулся колдун. – Не дьявол. И не Создатель. И не местный божок, как его там… Не помню, ну его. Так вот. Душу можно сохранить. Отдельно от тела. Память, правда, утратится. Но это все равно будешь именно ты. А память… Это мелочь. При определенных условиях вернуть ее можно и вернуть.
- А… как? З… зачем…
- Как? О. Это очень сложно, не буду врать. И без гарантий. Объяснять подробно нет смысла. Но однажды, подобный эксперимент уже удался.
Колдун ласково и гордо посмотрел на свой посох, но я тогда не придал этому факту внимания.
- А зачем… Это не твое дело, вообще-то. Причин много. Но одну открою. Я учусь. Всю жизнь учусь. А живу я… очень давно. Лестница знаний, а значит и могущества – бесконечна. Так вышло, что спасение тебя от окончательной смерти – моя очередная ступенька. Не цель жизни. Просто совпадение. Решай. Слово за тобой. Смерть и конец. Или жизнь и возможность. Откажешься, я просто развернусь и уйду. Лично ты, мне совсем не интересен. Найду другую подходящую душу.
Ну вот. И что я мог ответить. Я по жизни не то чтобы атеист, но не особо на все эти вопросы веры заморачивался. А тут такое. Да и сознание от постоянной боли помрачено.
Черт, как оказывается жить хочется! Когда палач меня кромсал, я уже смирился. Готов был сдохнуть, даже хотел этого. А сейчас… Сейчас колдун дал мне надежду. Так что выбора по большому счету и нет.
- Я… с… согласен…
Колдун растянул губы в жутковатой улыбке и стукнул посохом о пол.
Мое сознание поглотила клубящаяся тьма.
Глава 1. Рождение.
Часть 1. Горпат Красный.
Глава 1. Рождение.
Первое воспоминание – муки рождения.
Кем, или чем я был раньше – не знаю. Не помню… Лишь ощущаю, был… множеством? Нет, не совсем так. Множеством, налипающем на основу, центр, ядро. Но стал вязкой жидкостью, заполнившей до отказа каменную форму. Все это множество пыталось расползтись, разделиться, перестать быть единым.
Потом, снова и снова… Жар и пламя горна, сменявшиеся непередаваемым лютым холодом человеческих тел. Удары молота, сыплющиеся один за другим, выбивающие остатки чувств, мыслей, желаний. Крошащие вдребезги волю. Выковывающие из пылинок недосознаний, множества отдельных «Я», одно несгибаемое целое.
МЕНЯ.
Боль была всесокрушающей, дикой, лавинообразной. Она все нарастала, казалась вечной, не имеющей иного предназначения, кроме как поглотить, уничтожить.
Но нет.
Наоборот. Из нее, из жерла страданий и адских мук, постепенно, медленно, очень медленно рождалось то, что впоследствии… еще очень нескоро, я назову собой. Да, та сущность еще не была мной, не была личностью вообще. Она не имела воли, не имела свободы выбора, не имела мыслей. Зато имела множество органов чувств, пусть еще и не работающих, но уже осознаваемых, осколки памяти и целеустремленность. Впрочем, цели обуславливались не самой сущностью, а навязанной извне волей.
Сильные руки раз за разом совали беззвучно вопящую, безумную сущность в пламя горна. Раз за разом, наносили два-три удара. Раз за разом погружали во что-то ледяное, легко уязвимое для раскаленной сущности, орущее и дергающееся. Постепенно, сущность…
Хотя, ладно, буду говорить «я», так привычнее. Пусть это был еще и не совсем «Я». Так вот, я стал различать эти крики. А чуть позже понимать. В тех редких случаях, когда они имели хоть немного смысла. Или, по крайней мере, были членораздельными.
Еще позже, стал выделять и распознавать разные голоса. Улавливать не только истошные вопли и жуткие хрипы агонизирующих тел. Тел, в которых мучительно остывал, впитывая неуловимое нечто в этот момент покидающее бывшие вместилища. Но слышал и посторонние, совершенно иные звуки.
Завывания сменялись резкими выкриками. Те – речитативом. Позже наступал черед зловещего шепота, который всякий раз, совершенно неожиданно взрывался воплем требовательного торжества. И все повторялось вновь. Раз за разом. Сколько – не знаю. Считать я тогда или не умел, или разучился, да и не до того было. Боль, которую испытывали шипящие, испускающие пар тела – лишь бледная тень тех ощущений, которые испытывал я.