— Ты и раньше так думал, до того, как она тебе отказала?
— Она не должна была со мной так поступать.
— Если она была столь расчетлива, как ты ее сейчас представляешь, значит, отдавалась тебе из необходимости.
— Я уважал ее.
— Но если она могла любить.
— Она не могла.
— Ты судишь несправедливо. Я не был с ней знаком, но если твои слова верны, если вы оба, и ты, и фиренги, испытывали к ней столь сильные чувства, она должна была отвечать на них, хотя бы отчасти. Или вы оба влюбились в химеру? У меня впечатление, что два слепца делили женщину, которой больше всего хотелось, чтобы ее увидели.
Примерно девятнадцать столетий тому назад, если вы были внимательны, мой шишиа, то уже знаете, что мы не гонимся за точностью до столетия, итак, давным-давно в славном городе Удджайини, называющемся сегодня Удджайн, родился принц, носивший имя, которое давало ему право на все, имя, слишком великое для одного человека, которое дали ему в стремлении, что отмеченный этим именем человек перерастет себя, сравнявшись с именем — высокая надежда, какая редко оправдывается, поскольку обычно имя поглощает мелковатого человека. Вы задаетесь вопросом, как же его звали, не правда ли? Это был Викрамадитья. Вы хороший ученик, потому мне не требуется переводить вам смысл. Возвышенное имя, чересчур возвышенное для повседневности. Его сократили до Викрама, не потому что древние страдали от нехватки времени, но потому что краткая форма призывала юношу к обозримым подвигам. Уже принцем наш герой носил имя Викрам, а как король Викрам он остался в памяти поколений. Вы, англичане, надо думать, сократили бы его имя и дальше — Вик. А книгу, о которой я хочу вам сегодня рассказать, мой шишиа, назвали бы «Вик и вампир», что звучало бы словно история для детей, хотя это история для тех, кто ничего не боится. Король Викрам не был наследником престола в царстве Удджайини, это привилегия выпала его сводному брату Бхартирихари, и Викрам, наверное, стал бы отшельником, странствующим по стране, чтобы не поддаться грехам, какие приходят в голову на привале, если бы брат не опередил его, если бы Бхартирихари сам не ступил бы на самый тернистый и каменистый из всех путей из-за разочарования, которое не мог преодолеть, разочарования в любви. Представьте себе, мой шишиа, вам дарят яблоко, яблоко бессмертия, действенное лишь для одного человека, и вы передаете подарок дальше, вашей возлюбленной, а она, вы уже предчувствуете катастрофу, дарит яблоко…
— Ее любовнику. Я знаю уже эту историю.
— Ох. Откуда же?
— Не помню. Подцепил где-то.
— Счастлив человек, кому удается подцеплять где-то столь ценные истории. Пусть даже в постели.
Бёртон молчал, мысли переполняли его. Как Упаничче узнал о Кундалини? Наукарам точно молчал. Другие слуги не осмелились бы и словом обмолвиться. Может, Упаничче общался с другими британскими офицерами? Он не решался его спросить. Он ощущал стыд и к тому же уже знал ответ: от гуру ничего не скрыть. Маятник, что отталкивался от шутки и улетал в серьезность. Начиная с этого дня он заметил, как гуру вплетает в занятия присутствие в его жизни Кундалини, он замечал это по темам, которые тот затрагивал, по пословицам, которыми гуруджи его одаривал. Однажды, посреди разговора, который вел во все стороны, учитель сказал: «Лишь одно дарует настоящую физическую радость — чего ты с трудом добился у женщины, которая не является твоей». Бёртон тем временем привык к подобным неожиданностям. Его уже мало шокировали высказывания такого рода из уст уважаемого и почтенного учителя. Он послушно спросил об источнике данной мудрости. Это слова Ватьсьяяны, мой шишиа, автора труда, который мог бы оказать тебе большую пользу. Он называется «Камасутра» и содержит именно то, что обещает ее название — искусство любви.
— Имеется в виду божественная любовь?
— Божественная — в том смысле, что боги дали нам способность к ней. Но не любовь к богам, ей в данном произведении уделяется немного места.
— Я и не знал, что вы занимаетесь и такими темами.
— Вы ничего не знаете. Перед вами сидит величайший специалист по «Камасутре».
— Почему же вы мне раньше ничего не рассказывали, гуруджи?
— Ох, мой шишиа, путь знания долог. Кто идет в ученики к мастеру-миниатюристу, тому в первый год позволено рисовать только линии, круги и спирали на деревянных досках, и когда он достигнет в этом совершенства, ему разрешат изобразить цветок лотоса, оленя или павлина. И если цветы и звери найдут одобрение в строгих глазах мастера, ученик сможет участвовать в деталях миниатюры. Но это, мой шишиа, будет позволено ему лишь годы спустя. И ты полагаешь, я вручу тебе все наши сокровища за один раз? Не ощутишь ли ты скуку и пресыщение? Нет, тебе надлежит знакомиться с ними постепенно, и все-таки кое-что так и останется тебе неведомым.