В центральном святилище, подвешенный между небом и землей невидимыми силами, висел древний кристалл. Дар бога Аль-Мазина, величайшее сокровище города, артефакт, питавший Аль-Мадир живительной влагой на протяжении многих веков. Легенды гласили, что внутри кристалла заключен фрагмент первозданного океана, существовавшего до рождения солнца.
В то утро, в самый разгар третьего месяца великой засухи, чутьё Лейлы уловило тончайшее смещение в ткани привычной реальности. Что-то изменилось в картине, которую она созерцала много раз.
— Мама, — прошептала она, дергая женщину за вышитый рукав. — Мама, почему я не вижу тени кристалла на стене?
— Тише, Лейла, — отмахнулась мать. — Не отвлекай меня.
— Но посмотри, тени почти нет, — настаивала девочка.
Мать вздохнула и бросила короткий взгляд на стену, где действительно проглядывало лишь слабое мерцание.
— Так бывает, детка. Ничего особенного, — произнесла она снисходительно. — Кристалл иногда светит ярче, иногда слабее. Это естественный цикл.
Лейла нахмурилась.
Когда они вышли из храма на залитую ярким солнечным светом площадь, Лейла остановилась у центрального фонтана. Вокруг фонтана уже собрались женщины с глиняными кувшинами — больше, чем обычно в этот час. Некоторые тихо спорили о том, кто занял очередь первым.
— Мама, а почему вода стала меньше? — спросила Лейла, наблюдая, как одна из женщин подставляет свой кувшин под иссякающую струю. — Кристалл заболел?
— Что за глупости, Лейла, — ласково сказала мать. — Кристаллы не болеют. Они не живые существа. Всё хорошо. Просто жарко сейчас, поэтому воды меньше. Перестань придумывать.
Но Лейла, в отличие от взрослых, не умела отмахиваться от странностей мира. В следующие дни, приходя в храм, она нашла маленький камешек с острым краем и начала делать отметки на одной из колонн храма — незаметные засечки на уровне своих глаз, отмечая, куда доставала тень кристалла в один и тот же час дня.
Дни сливались в недели, а недели в месяцы. Иногда тень становилась чуть ярче, возвращаясь подобно приливу, иногда почти исчезала, но Лейла заметила странную закономерность — после каждого "возвращения" тень была немного слабее, чем в прошлый раз.
В городе начали проявляться первые признаки перемен. Очереди у городских фонтанов становились всё длиннее, растягиваясь подобно теням на закате. Жрецы в своих синих одеяниях, расшитых серебряными символами, объявили дополнительные молитвы перед рассветом — время, когда граница между мирами истончается, а боги склонны проявлять милосердие.
В беднейших кварталах на юге города, где дома лепились друг к другу, как испуганные дети, произошла первая драка из-за воды.
Однажды, стоя в прохладной тени храмовых колонн, Лейла услышала разговор, не предназначенный для детских ушей. Двое мужчин стояли у дальней колонны, погруженные в тихую беседу — один в богатых одеждах жреца высшего ранга, с массивным амулетом на груди, другой в простом кафтане, запятнанном чем-то, похожим на машинное масло.
— Цикл восстановления становится все слабее, Халид, — тихо говорил человек в кафтане, его голос был напряжен, как струна. — Взгляни на график. Мои приборы не лгут. Пиковые значения снижаются на семь процентов каждый сезон. Это не случайные колебания.
— Ты должен быть осторожнее с такими заявлениями, Акрам, — ответил жрец, его пальцы нервно перебирали четки из лазурита. — Были и раньше периоды ослабления, но кристалл всегда возвращался к полной силе. Таков порядок вещей.
— Да, были периоды, — согласился инженер, в его голосе звучала плохо скрываемая тревога, — но не такие длительные. И не с такой очевидной нисходящей прогрессией.
— Это временное явление, — отрезал жрец, но в его тоне Лейла уловила тень сомнения. — Боги испытывают нашу веру. После следующего большого праздника, когда мы проведем ритуал обновления, кристалл вновь засияет в полную силу.
— А если нет? — в этих трех словах сконцентрировался страх, который никто не осмеливался выразить вслух.
Жрец резко повернулся, его лицо исказилось от внезапного гнева, но взгляд упал на Лейлу, и разговор оборвался, словно отрезанный ножом. Мужчина по имени Акрам заметил девочку, его суровое лицо смягчилось. Он подошел, улыбнулся ей с теплотой, в которой читалась усталость, потрепал по голове и быстро ушел, унося с собой тяжесть невысказанных опасений.
Дома, за ужином, когда вечерний сумрак окутывал город подобно шелковому покрывалу, а первые звезды прокалывали небесный свод, Лейла спросила отца, склонившегося над чертежами: