Площадь затихла, словно даже дыхание людей приостановилось. Назир наблюдал, как менялись лица в толпе — от напряжённых и испуганных к внимательным и почти умиротворённым. Одно появление верховного жреца, казалось, успокаивало многих. Как будто его присутствие само по себе было гарантией безопасности.
Назир видел этот эффект тысячи раз — способность Халида внушать уверенность даже в самых отчаянных ситуациях. Это был дар, и Назир признавал его, но сейчас этот дар работал во вред — он усыплял бдительность, он дарил ложную надежду.
— Три месяца засухи, и некоторые из вас уже шепчут о проклятии? — в голосе Халида звучал упрёк, смешанный с отеческой заботой. Он говорил так, будто каждый присутствующий был его непослушным, но всё же любимым ребёнком. — Три месяца, и вера ваша истончилась, как утренний туман под жарким солнцем? Стыдно! Стыдно тем, кто забыл историю нашего города! Разве не бывали времена, когда мы переживали засуху длиной в год? Разве не был кристалл и тогда нашим спасением, нашей надеждой, нашим светом во тьме отчаяния?
Несколько голосов из толпы поддержали его возгласами согласия. Назир смотрел на лица вокруг. Большинство людей жадно впитывали слова жреца, но он видел и знаки сомнения — морщины на лбах, затравленные взгляды, беспокойные руки, теребящие одежду. Даже те, кто искренне верил в возрождение кристалла, не могли не замечать признаков его увядания.
Назир невольно сжал кулаки. В его сумке лежали точные измерения, графики, расчёты. Доказательства приближающейся катастрофы. Но захотят ли люди их увидеть?
— Боги испытывают нас! — продолжил Халид, воздевая руки к небу. Широкие рукава его одеяния взметнулись, словно крылья большой птицы. — Они проверяют нашу веру, нашу стойкость, нашу решимость! И что они видят? Страх и сомнения! Раздоры и уныние! Разве так мы отблагодарим их за тысячелетия заботы? Разве так мы почтим память предков, построивших этот великий город?
Его голос вибрировал от неподдельного — или мастерски сымитированного — волнения. Назир не мог не признать: Халид был великолепным оратором. Каждое слово, каждый жест били точно в цель.
— Завтра мы проведём великий ритуал очищения! — объявил жрец, и эти слова прозвучали, как обещание избавления. — Все жители города должны принять участие. Мы омоем храм священными маслами, вознесём молитвы всем вместе, в едином порыве, и Аль-Мазин услышит нас! Он пробудит силы кристалла, и воды потекут обильнее прежнего!
Толпа отвечала одобрительным гулом, но Назир замечал сомнение на многих лицах. Особенно среди тех, кто стоял ближе к возвышению и мог лучше рассмотреть лицо верховного жреца. В глубине глаз Халида, за маской уверенности, таилось что-то ещё. Что-то, похожее на страх.
Ритуал очищения. В третий раз за год. Последний потребовал масел на стоимость месячных запасов пищи для целого квартала. Масел, которые можно было бы использовать для медицинских целей, для сохранения продуктов, для тысячи полезных дел. Вместо этого их выльют в песок. И результат будет тем же, что и в прошлые разы — кристалл будет продолжать умирать.
— Жрец Халид! — голос Назира прорезал воздух, и люди начали оборачиваться, ища глазами говорящего. Странно, но дрожи в голосе не было. Назир чувствовал необычную ясность, словно все его сомнения растворились в момент, когда он решил действовать. — С уважением… но это уже третий «великий ритуал» за последний год. И воды меньше, чем когда-либо. Кристалл угасает, и никакие молитвы не изменят этого.
По толпе пробежал шёпот — смесь удивления и ужаса. Назир заметил, как некоторые кивали, как на лицах появлялось выражение "наконец-то кто-то сказал это вслух".
Халид осёкся на полуслове, его взгляд пробежал по толпе, выискивая говорившего. Когда он нашёл Назира, на мгновение что-то промелькнуло в его глазах — раздражение, гнев, быть может, даже страх? Но тут же сменилось спокойной улыбкой.
— Сын Акрама, — произнёс он с теплотой, легко узнав Назира даже в полутени колоннады. — Твоя преданность городу достойна уважения. Твой отец был великим инженером, и ты унаследовал его талант и заботу о благе всех нас.
Назир вышел из тени колоннады, чувствуя на себе взгляды сотен людей. Сердце колотилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Он никогда не был оратором, не любил публичных выступлений, но отступать было поздно.
— Друзья мои! — Халид повернулся к собравшимся, его голос зазвучал ещё громче, словно он говорил теперь не просто с толпой, а с каждым человеком лично. — Перед вами стоит молодой человек, чья семья три поколения служила нашему городу. Инженер, знающий наши водные системы как никто другой. И его тревога понятна, — Халид сделал паузу. — Понятна, но преждевременна.