«Соберись!» — приказала я себе и занялась своей порцией.
Повторила то же самое, что провернул только что Волков, а он удивлённо на меня посмотрел.
— Тоже ешь пельмени с чёрным перцем? — спросил, понижая голос до интимного шёпота. Таким голосом мурлычут разные романтические глупости, а не о еде говорят. — О, вновь покраснела. Очаровательно.
Он хмыкнул, я уткнулась носом в тарелку, перебирая варианты, как от этого мужчины избавиться и от его подарков. Не хотела брать. Это унизительно, но… маленькая девочка внутри меня вопила от восторга, предвкушая обладание новыми нарядами.
Но я знала одно: ничего не даётся бесплатно. Не бывает чудес, не в моей жизни. Значит, придётся чем-то расплачиваться, что-то отдавать взамен. А что я могла предложить Волкову?
«Себя», — подсказал внутренний голос, но я отмахнулась от него.
Маша завела светскую беседу, Волков её поддержал. Подруга спрашивала о бизнесе, о машинах, интересовалась многим и вполне искренне. Егор Владимирович ел, нахваливал пельмени, Маша цвела и пахла, а я судорожно хваталась за остатки гордости.
Этот мужчина был слишком красивым, на него хотелось смотреть без остановки, но я понимала: позволь я себе это, меня поглотит магнетизм Волкова, я пропаду окончательно и бесповоротно. Его доброта, желание обо мне заботиться — всё это выбивало из колеи. Я боролась. С самой собой, с ним, с обстоятельствами, которые нас столкнули. Боролась изо всех сил, хотя сейчас, когда Егор Владимирович так живо беседовал с моей лучшей подругой, сидя на её кухоньке рядом со мной, касался под столом моей ноги своим коленом, я с каждой секундой всё быстрее неслась на встречу проигрышу.
Нет, нужно держаться. Во что бы то ни стало!
— У вас, Мария, золотые руки, — вывел меня из размышлений голос Волкова.
Маша расцвела маковой головкой, покраснела до корней волос и горделиво выпятила пышную грудь.
— Я старалась, — заметила Маша и стрельнула в меня лукавым взглядом. — Но вы ещё не пробовали пирожки, которые печёт Карина. О-о-о…
Маша закатила глаза, сложила руки в молельном жесте. Наступила моя очередь краснеть. Зачем она так делала? Зачем меня смущала?
— Да? — Волков повернул ко мне голову, заломил бровь. — Пирожки?
— Да, — буркнула я. — Я люблю печь пирожки.
— О, вы обязаны их попробовать! — Маша подпрыгнула на месте. — Они бесподобные.
— Я люблю пирожки, — признался Волков, а мне вдруг показалось, что он о чём-то другом говорил. — Угостишь?
— Обязательно! — Маша брала быка за рога, а я ударила её под столом ногой.
— Маша, хватит, — прошипела я, но подруга только отмахнулась.
Коза!
— Испечёшь для меня? — Волков повернулся ко мне всем корпусом, а я от стыда не знала, куда себя деть.
Что вообще происходит?!
— Испеку, — я тоже к нему повернулась и прищурилась. — Обязательно!
— Ловлю на слове.
Волков кивнул, вновь облизал нижнюю губу и набросился на остатки пельменей. Ел он красиво. С аппетитом, не разбрасывая кругом капли сока и сметаны, элегантно держал вилку и умудрялся разговаривать с набитым ртом так, чтобы не проглатывать звуки. Я любовалась им и сама себя за это ненавидела. Хотелось что-то сделать: топнуть ногой, послать его, ударить, расцарапать лицо или поцеловать… что угодно сделать, чтобы снизить градус напряжения, который мог свести меня с ума.
«Надо вернуть ему вещи, надо выгнать его!» — требовало моё пошатнувшееся самосознание.
Я ещё надеялась, что если Волков исчезнет, я вновь смогу легко дышать. Смогу ли? Хотелось в это верить.
У Волкова вдруг зазвонил телефон. Он нахмурился, вытащил мобильный из кармана, приложил к уху, слушал внимательно. А когда дослушал, спросил:
— Кто такой Артур?
— Ой, — вскрикнула Маша, а я едва не упала в обморок.
Артур! Только его тут не хватало!
Глава 22 Карина
— Я пойду с ним поговорю! Нельзя его впускать, — я вскочила на ноги, не отдавая себе отчёта в том, что делаю и как выгляжу со стороны. Только понимала: если Артур появится сейчас здесь, проблем будет больше, чем нужно. Нет-нет, ни в коем случае! Пусть проваливает, пусть катится ко всем чертям! Я устала его бояться, не хочу и не буду. Вот сейчас выйду и прогоню.
Волков нахмурился, поднялся следом. Сказал: «Сядь». Я замерла столбом, опешила.