Он никогда не простит меня.
В последний раз, когда я была в ванной комнате, мы почти…
Каждый раз, когда мы сближаемся, все рушится.
Я подскочила, когда мой телефон начал звонить, и выдохнула, когда вытащила его из окровавленного кармана.
— Алло? — Потом, вспомнив, что Спенс сделала переадресацию звонков с домашнего телефона на мобильный, быстро добавила, — квартира Эденов.
— Привет, дорогая. Просто звоню проверить, до того, как ты ляжешь спать.
Я могла услышать пальцы, стучащие по далекому компьютеру, вероятно папа посылал электронные письма. Я знала, что он всегда оставлял их на конец дня.
— Привет, папа, — подчеркнула я, глядя на Стеф, которая кивнула, сразу все понимая. — Как проходит твоя поездка? — спросила я, пытаясь удержать голос тихим, низким, так, чтобы он не слишком сильно отзывался эхом в ванной.
Стеф тихо переместилась и приложила ухо к двери, проверяя, что никто больше не собирался встрять.
— Ланчи и обеды с клиентами каждый день. Это сводит меня с ума, но это нужно сделать. Что-нибудь случилось? Стеф осталась у тебя?
— Хм… Да. Ну, нет. Я имею в виду, нет — ничего не случилось, и да, Стеф осталась у меня. У нас как обычно. Пицца и фильмы, — сказала я, очень стараясь вернуть некоторое самообладание после такого скомканного начала.
— Рад слышать, дорогая, — продолжил папа, не обращая ни на что внимания. — Послушай, я должен идти. Я позвоню тебе завтра.
— Конечно, пап.
Он повесил трубку. Я посмотрела на телефон и нажала кнопку «отбой».
— Я тоже тебя люблю.
Хотя я знала, что это было иррационально, на тот момент я была сердита на него, что он не знал меня — кто я, что происходит со мной. Я знала, что это несправедливо, ведь это я не рассказала ему, но все же…
Почему он не может услышать страх в моем голосе? Почувствовать, что мой мир изменился? Это все, что я хотела от него.
— Ви, с тобой все в порядке? — спросила Стеф. Она бесшумно перешла к раковине и начала полоскать полотенце от крови, которое мы использовали. Она выжала его и осторожно протянула.
Я вытерла слезы, бежавшие вниз по моей щеке.
— Прекрасно, — ответила я. — Просто… — Но я не могла объяснить. Так много всего произошло. Я не могла откинуть чувство безысходности, дурное предчувствие и боль в животе.
Я нашла халат, который висел на задней двери, и схватила его. Стянула футболку, но не стала снимать джинсы.
— Эй, — сказала я, стараясь, удержать себя в руках, — ты могла бы ополоснуть это и бросить в стиральную машинку? Я видела прачечную, если идти назад по коридору.
Стеф взяла футболку и посмотрела на меня, все еще сомневаясь.
— Я знаю, за чем ты это делаешь. Но ты не можешь справиться со всем самостоятельно, Ви, — она сфокусировалась на окровавленном топе в руках.
— Знаю, ты думаешь, что я не должна влезать, но дело вот в чем: ты сделала свой выбор, когда рассказала мне правду. Теперь я сделала свой. Ты — моя лучшая подруга, Ви. Не выставляй меня, потому что я не во всем «супер». Мы держимся вместе. Вот и все.
Выражение лица Стеф было таким категоричным и решительным. Она всегда была со мной за одно. Этот мир, в котором я теперь застряла, тоже имел для нее значение. Она по-своему также застряла в нем. Мы лучшие друзья, в конце концов, — куда идет один, туда идет и другой.
— Я не хочу видеть, что ты страдаешь, — признала я.
Она криво усмехнулась:
— Как насчет того, чтобы просто заботиться о себе?
Я улыбнулась в ответ. Она была права.
Стеф связала футболку и самое испачканное в крови полотенце.
— Я пойду, позабочусь об этом, — она затопталась у двери, как будто не могла остановить себя, и повернулась ко мне, маленький огонек мерцал в ее глазах. — Ты видела все те книги в прихожей?
***
Что я здесь делаю?
Первое, что я хотела сделать — сбежать. Я знала в глубине души, что это было ошибкой.
Позволить себе приблизиться к Фениксу. Позволить себе поверить, что он хороший, что ему не все равно.
Нет. Я более виновна, чем он. Я позволяю ему считать, что я была хорошей.
Я сделала несколько глубоких вздохов и не стала смотреть на себя в зеркало.
Я так же виновна, как и Феникс?
Оглядываясь назад, я понимала, что он никогда не заботился обо мне. Он просто хотел управлять мной, иметь меня, как какой-то трофей. Но была ли я чем-то лучшим?
Бегство было тем, что втянуло меня в эту кашу. Бегство от становления Грегори, от моих чувств к Линкольну, от правды о моей матери. Это все привело меня к Фениксу.