— Это… бордель?
Гортанный смех Джуэл эхом разнесся вокруг нее.
— Это действительно непристойный дом.
Сузив глаза в подозрении, она вернула свое внимание к Зверю, задаваясь вопросом, включало ли его предыдущее предложение ее работу здесь, а не просто заботу о нем лично. Возможно, он нанес ей более серьезное оскорбление, чем она первоначально предполагала.
— Ты управляешь борделем?
— Джуэл управляет этим. Я просто живу здесь.
Она в замешательстве нахмурила брови.
— Ты — как бы это сказать? — мужчина-шлюха?
Он по-прежнему не улыбался ей, но уголки его рта приподнялись сильнее, чем она когда-либо видела.
— Нет.
— Не из-за недостатка дам, делающих предложения, — сказала Джуэл.
— Я говоорила ему, что он мог бы хорошо заработать, если бы был доступен.
— Джуэл, почему бы тебе не позаботиться о клиентах, которые ждут своей очереди?
Его тон подразумевал, что он отдает приказ, а не предлагает.
Когда женщина поднялась со своего места на диване, Алтея была удивлена тем, какой высокой и плотной она была. Ее красное шелковое платье плотно облегало ее, не оставляя сомнений в том, что у нее было достаточно достоинств, чтобы предложить их мужчине.
— Тебе лучше перенести ее наверх. Джентльменам не понравится долго стоять в фойе. Я думаю, ты напугал парочку из них, когда крикнул им всем убираться после того, как ворвался сюда как сумасшедший с ней на руках.
— Обслужите их бесплатно. Я покрою расходы.
Подмигнув и улыбнувшись, она успокаивающе похлопала Алтею по плечу.
— Допивай свой чай. Бренди пойдет тебе на пользу.
Бренди. Неудивительно, что он был восхитительным на вкус и так тщательно ее согрел.
Она сделала еще глоток, глядя поверх края чашки на Зверя, который еще не пошевелил даже мизинцем. Ей хотелось, чтобы у него зачесался нос, чтобы он занялся каким-нибудь движением вместо того, чтобы пристально следить за ней. Она никогда не знала никого, кто мог бы оставаться таким неподвижным так долго.
Наконец, он сказал:
— Нас так и не представили друг другу должным образом. Меня называют Зверем.
— Я знаю. Полли сказала мне.
— Тогда я в невыгодном положении, так как я не знаю твоего имени.
Она вспомнила, как он обратился к ней в переулке, отчаяние в его тоне, грубость в голосе. Красавица.
— Алтея Стэнвик.
— Что ты здесь делаешь, мисс Стэнвик?
— Ты привел меня сюда.
Он покачал головой.
— Я задаю тот же вопрос, что и прошлой ночью. Почему ты в Уайтчепеле, работаешь в таверне моей сестры, подвергаешь свою жизнь риску, бродя ночью по улицам в одиночестве?
— Я не должна была быть одна.
Она отставила чашку в сторону.
— Я должна идти. Как я уже говорила, мой брат будет волноваться.
Наверное, он уже обезумел от волнения. Судя по часам на каминной полке, было уже больше двух.
— Хирург…
— Я не обращусь к хирургу.
Она осторожно поднялась на ноги, радуясь, что не пошатнулась.
— Где мой плащ?
— Это неразумно с твоей стороны.
— Я не пойму, почему это должно тебя волновать. Мой плащ, пожалуйста, сэр. Сейчас же.
Скрестив руки, он подошел к плюшевому креслу, схватил ее плащ и то, что, по-видимому, было его пальто.
— Я провожу тебя домой.
— В этом нет необходимости.
Его свирепый взгляд мог бы остановить армию вторжения на своем пути.
— Этот вечер ничему тебя не научил?
Она была независимой, упрямой маленькой шалуньей, макушка которой едва доставала ему до середины груди. В таверне она излучала такую уверенность, что было легко считать ее выше ростом. Было сложнее это сделать, когда она шла рядом с ним. С капюшоном плаща, закрывающим голову, она казалась съежившейся внутри бархата, ее тонкие плечи слегка сгорбились, не то чтобы он винил ее. Было достаточно холодно, чтобы при дыхании образовывался туман, а в сырости образовывался лед. Он поднял воротник своего собственного шерстяного пальто.
Она отказалась держаться за его руку для поддержки, но ее шаги были меньше, медленнее, чем раньше, когда он следовал за ней.
Зная, что у нее есть защитник — отказываясь признавать облегчение, которое он испытал, обнаружив, что он брат, а не муж, — он не понимал, почему задержался возле "Русалки". Возможно, потому, что ее сопровождающий опоздал прошлой ночью. Или, возможно, потому, что у него было предчувствие, что сегодня ночью назревают неприятности.