Только это было неправдой. Или же она передумала, прежде чем проводить его до двери.
Он привык к тому, что люди смотрели на него пренебрежительно. Незаконнорожденный ребенок, он знал, что значит жить во тьме в поисках проблеска света. Когда он, наконец, набрался смелости спросить Этти Тревлав о том, как он оказался на пороге ее дома, он узнал, как печаль от того, что его бросили, может разъедать душу, как иногда это может затянуть человека на дно, как если бы он был пойман волной и не мог найти дорогу обратно на поверхность.
Но он также узнал от Этти Тревлав и своих братьев и сестер, что любовь смягчает боль. Он понимал силу прикосновения, ощущения связи, осознания того, что кто-то рядом с ним, всегда будет рядом с ним.
Тем не менее, он никогда не влюблялся, никогда не доверял никому, кроме своей семьи, любить его полностью, со всеми недостатками и всем прочим.
Поэтому он не мог объяснить ту ярость, с которой его тянуло к Алтее Стэнвик, эту иррациональную потребность защитить ее. Похоть была большой частью этого, физическое влечение, не похожее ни на что, что он когда-либо испытывал. Когда он, наконец, заснул, ему снилось, как он облизывает каждый дюйм ее тела, как она облизывает каждый благословенный дюйм его тела. Он проснулся изнывающим от желания и твердым, как гранит. Ему пришлось позаботиться о себе.
Такого не случалось уже очень давно.
Поскольку он, казалось, не мог забыть о ней, он будет избегать ее в будущем. Больше никаких походов в Русалку. Он начнет посещать ближайший паб.
Раздался стук в его дверь. Как обычно, не дожидаясь, пока он предложит войти, Джуэл открыла ее.
— У тебя посетитель в гостиной.
Он знал, что это был не кто-то из членов его семьи. Они бы просто пришли и ворвались, даже не потрудившись постучать.
Вероятно, его издатель пришел сообщить ему последние новости о книге, которая была выпущена двумя месяцами ранее — его первой. Хотя обычно они просто посылали сообщение, что им нужно с ним увидеться, и он отправлялся к ним в офис. Они были не особенно довольны его нынешним жильем и очень хотели, чтобы никто о нем не узнал. Очевидно, быть владельцем здания, используемого в качестве борделя, плохая реклама.
— Я сейчас же спущусь.
Она исчезла из виду. Отодвинув стул, он встал, схватил пиджак и надел его, застегнул жилет, поправил шейный платок. Он направился в коридор. Большинство женщин были в постели. Хотя, как и он, Джуэл, казалось, мало спала, ей нравилось нежиться в тишине раннего утра.
Спускаясь по лестнице, он радовался тому, что кто-то отвлек его от мыслей об Алтее. Но когда он вошел в гостиную, его осенили мысли о ней, потому что именно она стояла у окна, и редкий зимний солнечный свет струился на нее. На ней было изумрудно-зеленое платье, больше подходящее для бального зала, чем для гостиной, с низким вырезом, открывающим тонкую линию шеи и нежные выпуклости груди, с короткими рукавами, подчеркивающими тонкие кости и нежность рук.
— Доброе утро, — тихо сказала она, ее улыбка была неловкой, и он не хотел думать о том, как бы он хотел, чтобы она каждый день говорила ему эти слова, прижимаясь к нему, в то время как он скользил в нее.
— Разве уголь не доставили?
Он презирал то, как грубо звучал его голос.
Ее улыбка казалась немного более ровной.
— Доставили, спасибо.
Тогда почему она была здесь? Чтобы еще раз поблагодарить его за помощь прошлой ночью? Он не нуждался в ее благодарности. И почему на ней было надето что-то настолько соблазнительное, что казалось грехом отвести от нее взгляд?
— Не хочешь ли чего-нибудь выпить? Шерри, бренди… — Он прервал список. Еще не было полудня.
— Чай?
— Ты не производишь впечатления человека, который подает чай.
— Я никогда не подаю чай. Это была инициатива Джуэл прошлой ночью. Но я могу попросить кого-нибудь принести немного, если ты хочешь чашечку.
— Нет, спасибо. Я в порядке.
Он не хотел размышлять об истинности этих слов, о гладкой безупречности ее кожи. Ее тонкая талия. Конечно, он мог бы найти в ней какую-нибудь ошибку, которая успокоила бы потребность его тела прижаться к ней.
— Тогда чем я могу быть полезен?
— Я пришла обсудить твое предложение.
Он чувствовал себя так, словно его ударили дубинкой. Это было самое последнее, чего он ожидал после того, как она не проявила интереса даже к тому, чтобы выслушать его прошлой ночью. Особенно после того, как решил, что больше не хочет иметь с ней ничего общего.