Посмотрев на Бенедикта, она слегка вздернула подбородок.
— Подвинь этот стул поближе, чтобы твоя девушка могла сесть, и мы могли мило поболтать.
— Она не моя девушка.
— Я не его девушка.
Они заговорили одновременно, их взгляды встретились, и она увидела, что его щеки порозовели. Если жар, обжигавший ее лицо, был каким-то признаком, то и у нее тоже.
— Стул, сынок, — настаивала его мать.
Он пододвинул стул поближе, и Алтея села.
— А теперь иди, — сказала миссис Тревлав своему сыну.
Она могла сказать, что он не решался оставить ее.
— Со мной все будет в порядке.
— Ты не обязана отвечать на вопросы, на которые не хочешь отвечать.
Он неохотно ушел.
— А теперь расскажи мне все о себе, — попросила миссис Тревлав.
Прибыла вереница нянь, чтобы отвести малышей в детскую. Украшение дерева шло полным ходом. Сначала Зверь помогал, но в конце концов, когда он понял, что его близость к дереву не позволяет ему подслушивать, что обсуждают его мама и Тея, он извинился, отыскал немного скотча и занял стратегическое место у камина. Он по-прежнему не мог их слышать, но со своей новой выгодной позиции он мог, по крайней мере, ясно видеть лицо Теи, наблюдать за выражением ее лица и различать, нужно ли ему вмешаться, чтобы остановить допрос. До сих пор она смеялась три раза, улыбалась восемь раз, несколько раз кивала, подробно рассказала о двух вещах — в зависимости от того, как долго она говорила без перерыва. Ее плечи, большая часть которых была обнажена, были расслаблены, ее руки, обтянутые перчатками, которые он дал ей, скользили в воздухе, когда она дважды, казалось, подчеркивала какой-то важный момент, который она высказывала.
— Уже поцеловал ее, шеф?
Быстро выдохнув, он посмотрел на Робина. Было время, когда он присел бы на корточки, чтобы не властвовать над мальчиком. Но он прибавил несколько дюймов и теперь доходил до середины его груди. Он задавался вопросом, был ли он старше, чем они предполагали.
— Ты умеешь хранить секреты, юный Робин?
Парень кивнул головой.
— Да.
— Я действительно поцеловал ее.
Глаза Робина расширились, как будто это был первый раз, когда кто-то сделал такое признание в ответ на его часто задаваемый вопрос.
— На что это было похоже?
Он снова обратил свое внимание на Тею. С восторгом она внимательно слушала любую историю, которую рассказывала его мама. Как отдать должное описанию их поцелуя? Все слова в его словаре казались неадекватными, неспособными полностью раскрыть силу того, что это заставляло его чувствовать.
— Он был таким же обширным, как океан, таким же бесконечным, как звезды.
Молчание встретило его заявление. Он посмотрел вниз. Лоб Робина был нахмурен, его карие глаза встревожены, рот искривлен.
— Что это значит? — наконец спросил парень.
— Это значит, что я очень хорошо провел время, делая это.
Его глаза заблестели, а улыбка была достаточно широкой, чтобы направлять моряков к берегу.
— Тогда это делает ее лучшей, так ли?
— Не так ли, — исправил он его.
— И, да, она самая лучшая.
Ему не нужен был квалификатор, чтобы определить, в чем она была лучшей. Самое лучшее, само по себе, относилось к ней.
— Робин, — позвала Джилли, — пора водрузить звезду на верхушку елки.
Парень бросился прочь, размахивая неуклюжими руками и ногами. Он вырастит высоким. Но он был еще недостаточно высок, чтобы дотянуться до верхушки дерева, покоящегося на столе. Поставив свой стакан на каминную полку, Зверь неторопливо подошел к Робину, который переминался с ноги на ногу.
— Готов? — спросил он его.
Мальчик с энтузиазмом кивнул. Зверь положил руки на талию Робина и поднял его к себе на плечи. Джилли передала звезду. Робин взял ее, наклонился вперед и приделал на верхушку дерева. Зверь поставил его обратно на пол. Когда Джилли начала зажигать свечи, стоящие на ветвях, он подошел к тому месту, где Тея стояла в задней части толпы, немного в стороне от ее, не являясь ее частью.
— Тебе понравился разговор с моей мамой?
— Да. Она полна любви, твоя мама. Она просто выплескивается наружу, и будто омывает тебя. Если твоей матери пришлось оставить тебя на чье-то попечение, я думаю, она сделала правильный выбор.
Как только все свечи были зажжены, раздались ахи и хлопки. Женатые мужчины опустили головы и запечатлели легкие поцелуи на губах своих жен. Алтея подумала, не следовало ли ей поднять свой рот к Бенедикту. Если бы он смотрел на нее, она могла бы и сделать это, но, похоже, звезда представляла для него больший интерес.