— Расстегни, — прохрипел он ей в губы, прежде чем вернуть себе рот, который он временно покинул.
Ее вторая рука присоединилась к первой, и она принялась за дело. Ее пальцы дрожали не от страха, а от волнения. Когда его член вырвался на свободу, ее удивил его жар, как и шелковистость. Она скользнула обеими руками по его длине, его стон был почти диким по своей интенсивности.
— Стой.
Его голос звучал так, словно он был на пороге смерти.
Она сделала, как он велел. Он спустил брюки, отбросил их в сторону и потянулся к ней—
— Стой, — приказала она.
Он так и сделал, его дыхание было хриплым и тяжелым. Свет от камина падал ему на спину, не давая ей возможности хорошо его рассмотреть.
— Я хочу видеть тебя более отчетливо.
Взяв его за руку, она повернула их, так что они поменялись местами, и он более полно раскрылся перед ней. Оранжевый свет танцевал на его коже, подчеркивая контуры мышц, плоский живот, отвратительный рельефный рубец на боку. Она дотронулась пальцами до пятнистого шрама.
— Как это у произошло?
— Нож.
Что говорило ей очень мало.
— На тебя кто-то напал?
— Это было очень давно. Он не болит.
Но когда-то болел. Он был длиной три или четыре дюйма. Он выглядел серьезным, и ее собственный гнев вспыхнул от осознания того, что кто-то желал ему зла, что его могли забрать у нее еще до того, как у нее появилась возможность узнать его.
— Почему?
— Это не важно, и этот разговор не способствует соблазнению.
Полная решимости узнать ответ, она подняла на него взгляд.
— Почему кто-то хотел причинить тебе такую боль?
Он испустил долгий, протяжный вздох, очевидно, придя к выводу, что она не собиралась оставлять это дело без внимания.
— Я забрал у него его девушек, сдал им комнаты, чтобы они могли работать в относительной безопасности, и присматривал за ними. Он возражал против моего вмешательства.
Она почти не сомневалась, что одной из этих женщин была Салли Грин.
— Я надеюсь, ты позаботился о том, чтобы он пожалел, что причинил тебе боль.
— Я полагаю, можно с уверенностью предположить, что он действительно пожалел об этом.
Она присела на корточки и поцеловала один конец неровной линии, где нож вонзился в его плоть, середину, другой конец. С каждым прикосновением ее губ она чувствовала, как по его телу пробегала дрожь, видела, как напряглись мышцы его живота.
— Я ненавижу, что кто-то когда-либо причинял тебе боль.
Он погладил ее по затылку.
— Раны плоти заживают гораздо легче, чем раны сердца. Если бы это было возможно, я бы взял на себя ту боль, которую другие причинили тебе.
Она не знала, произносил ли кто-нибудь когда-либо более сладкие слова в ее адрес, но она не пожелала бы ему того, что она перенесла, — и если бы было возможно, что он мог принять ее боль, она бы этого не допустила, потому что это принесло бы ей еще большую муку, узнав, что он перенес какие-либо мучения.
Теперь она задавалась вопросом, не разрушили ли ее мать не боль от предательства отца, а еще большая боль от осознания того, что ее дети будут страдать, и осознания того, что она ничего не может сделать, чтобы уменьшить ее.
Его большая рука сомкнулась на ее тонкой шее сзади, и он заставил ее подняться на ноги, чтобы снова накрыть ее рот своим. Вот в чем, подумала она, опасность близости с мужчиной. Одежда служила своего рода броней, и когда ее снимали, открывались вещи, о которых никто никогда не мог догадаться. Теперь она знала о нем то, что, вероятно, знали немногие люди. Что его тело было скульптурным чудом, как живая статуя. Что его внушительный член пульсировал, когда он прижимался к животу. Что у него был шрам, и она знала его историю. Он бы никогда не рассказал ей эту историю, если бы она не увидела шрам. Из-за всего этого она чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо.
Его губы все еще были прикованы к ее губам, он поднял ее, взял на руки и отнес к кровати. Глупо было радоваться этому, когда она могла бы легко добраться туда сама, но что-то в этом действии говорило о нежности, о желании убедиться, что она чувствует себя особенной. Так же как то, как он продолжал стоять, когда она входила в комнату.
Он положил ее на смятую постель, где, без сомнения, был сам, когда она постучала в его дверь.
— Я тебя разбудила? — подумала она спросить сейчас.
— Нет.
Он последовал за ней вниз, провел указательным пальцем по ее груди.