Но вот кровь попала ей на язык, и Стиви Рей застонала.
На вкус кровь пересмешника оказалась совершенно не такой, как она думала. Она была не похожа на его запах. Нет, не так — она была нисколько не похожа на его запах! Она была вообще ни на что не похожа, она наполняла рот и душу Стиви Рей какой-то восхитительной сложностью и абсолютной непохожестью на все, что она знала до этого.
Пересмешник зашипел, и еще теснее прижал ее к своей открытой ране. Стиви Рей застонала. Казалось бы, поглощение крови пересмешника никак не могло быть сексуальным, однако назвать его несексуальным язык тоже не повернулся бы. Ой, божечки, стыд какой! Даже жаль, что у нее не было сексуального опыта (не такого, как обжиматься с Далласом в темных туннелях, а настоящего ), потому что Стиви Рей оказалась совершенно не готова ко всему тому, что происходило с ее телом и разумом. Нет, это было приятно — очень-очень мощно, суперкруто и крышесносяще — вот только с Далласом она ничего подобного не испытывала.
Тем не менее ей это нравилось. На какую-то долю секунды Стиви Рей забыла, что Рефаим был помесью Бессмертного и человека, чудовищем, рожденным похотью и насилием. В этот миг для нее существовала лишь горячая сила его тела и собственное удовольствие.
Именно в этот миг ее Запечатление с Афродитой порвалось, и Стиви Рей, первый красный вампир и Верховная жрица Никс, Запечатлелась с Рефаимом, любимым сыном падшего Бессмертного.
И в тот же самый миг она оторвала губы от его кровоточащей руки и отстранилась.
Никто из них не произнес ни слова. В тесноте темной землянки слышалось лишь жаркое прерывистое дыхание вампира и пересмешника.
— Земля, ты нужна мне снова, — прошептала Стиви Рей в темноту. Голос ее обрел силу и перестал дрожать. Тело болело. Ожоги и волдыри горели огнем, но кровь Рефаима позволила ее организму начать исцеление, и теперь Стиви Рей уже точно знала, что не умрет.
Земля пришла к ней, и в темноте запахло травой и цветами. Стиви Рей указала наверх и приказала:
— Открой щелочку — только малюсенькую, чтобы здесь стало чуть-чуть посветлее, но свет не обжег меня.
Послушная стихия сделала все, как ей приказали. Земля над головами Стиви Рей и Рефаима задрожала, струйки песка посыпались вниз, а потом высоко-высоко показалась узкая полоска света.
Глаза Стиви Рей мгновенно привыкали к любому освещению, поэтому какое-то время она внимательно наблюдала за тем, как Рефаим хлопает веками и жмурится от неожиданного света.
Выглядел он кошмарно — ну просто пернатая отбивная с кровью! Сломанное крыло почти полностью выпало из перевязи и беспомощно болталось за спиной. Стиви Рей сразу поняла, когда к Рефаиму вернулось зрение. Красные человеческие глаза мгновенно уставились на нее и выжидательно замерли.
— Твое крыло снова разбинтовалось, — сказала она, чтобы что-то сказать.
Он проворчал нечто неразборчивое, но Стиви Рей решила принять это за знак согласия.
— Давай-ка я его перевяжу, — предложила она и хотела было встать, но Рефаим ее остановил.
— Не шевелись. Отдыхай под своей землей и набирайся сил.
— Да брось, все в порядке. Ну, пусть не на сто процентов, но мне все равно гораздо лучше. — Стиви Рей помолчала и спросила: — Ты понял, да?
— Что я должен… — сварливо начал он, но вдруг резко оборвал себя и замолчал. Красные глаза его чуть не вывалились от изумления. — Как? Это же невозможно!
— Умереть не встать, — выдохнула Стиви Рей.
Она встала и начала аккуратно снимать с него размотавшиеся лоскуты.
— Я сама не думала, что это возможно. Однако — результат налицо.
— Запечатление, — проскрипел Рефаим.
— Между нами, — уточнила Стиви Рей.
Они надолго замолчали.
Закончив разматывать бинты, Стиви Рей аккуратно свернула их и сказала:
— Я опять положу крыло тебе за спину и крепко-крепко его примотаю. Сразу предупреждаю — будет больно. Причем, на этот раз, мне тоже.
— Правда? — переспросил он.
— Ага. Видишь ли, я же до тебя была Запечатлена с одной человеческой девчонкой, и знаю, как это работает. Черт, если бы ты только знал, как это было неудобно! Она знала обо мне все то, что я предпочла бы скрыть не только от нее, но и от всех остальных. Полный кошмар! Чувствами тоже приходилось делиться, так что не забалуешься. Но теперь я Запечатлена с тобой, а значит, с нами будет та же история. Твоя боль — моя боль.
— Ты все еще Запечатлена с ней?
Стиви Рей отрицательно помотала головой.
— Нет, между нами все кончено. Думаю, она сейчас рада-радехонька!
— Рада? Радехонька? — нахмурился Рефаим.
— Ой, божечки, моя мама так всегда говорит. Короче говоря, моя бывшая Запечатленная сейчас очень-очень счастлива.
— А ты? Что ты?
Стиви Рей посмотрела ему в глаза и честно ответила:
— Я дико растеряна, но ни секундочки не сожалею, что наше Запечатление с Афродитой закончилось раз и навсегда. А теперь посиди спокойно и дай мне сделать дело.
Рефаим послушно замер и позволил ей заняться его искалеченным крылом.
Стиви Рей первая со свистом втянула в себя воздух и взвизгнула от боли. При этом она побелела, как полотно и начала мелко-мелко дрожать.
— Ой, больно-то как… Ой, божечки, как же больно!
Рефаим уставился на нее.
— Ты это чувствуешь ?
— К сожалению, да. Знаешь, это даже хуже, чем гореть заживо. — Она посмотрела ему в глаза и тихо спросила: — Оно заживет?
— Заживет.
— Но? — уточнила Стиви Рей, почувствовав, что ответ не полон.
— Но я вряд ли смогу летать.
Стиви Рей беззвучно ахнула.
— Это плохо, да? Очень плохо?
— Да.
— Ой, ну не надо раньше времени опускать руки! Может быть, все еще не так. Если ты вернешься со мной в Дом Ночи, то я…
— Я не могу вернуться туда.
Ему не нужно было повышать голос, чтобы она поняла — это окончательное решение.
Но она не желала этого понимать.
— Ой, божечки, да я когда-то тоже так думала, но вернулась ведь! И они меня приняли. Ну, не все, конечно, но некоторые!
— Я — другое дело, и ты отлично это знаешь.
Стиви Рей опустила глаза. Плечи ее сгорбились, руки бессильно упали.
— Ты убил профессора Анастасию. Она была очень хорошая, правда. А ее муж, Дракон, убит горем. Он не знает, как ему жить без Анастасии.
— Я делал то, что должен был делать. Я сын своего отца.
— Твой отец бросил тебя, — напомнила Стиви Рей.
— Я разочаровал его.
— Ты чуть не погиб!
— Он все равно был и остается моим отцом, — тихо ответил Рефаим.
— Послушай, Рефаим… Вот это наше Запечатление. Ты его чувствуешь? Или это только я одна изменилась?
— Изменилась?
— Ну да. Я раньше не чувствовала твою боль — а теперь чувствую. Я не могу сказать, о чем ты думаешь, зато чувствую тебя. Мне кажется, что я смогу почувствовать, где ты и что с тобой происходит, даже если ты будешь далеко-далеко от меня. Это странно. Это совершенно непохоже на то, как у нас было с Афродитой, но это так. А с тобой что-нибудь такое тоже произошло?
Рефаим долго молчал, собираясь с мыслями, а потом очень смущенно пробормотал:
— Я чувствую ответственность за тебя. Как будто должен тебя защищать.
— Ой, да ты и так меня защищал! — зарделась Стиви Рей. — Ты же спас мне жизнь до всякого Запечатления!
— Это был долг. Теперь все по-другому.
— Как?
— Так. Сейчас мне страшно при одной мысли о том, что ты могла умереть, — с нескрываемым раздражением признался Рефаим.
— И все?
— Нет. Да. Не знаю! Я не привык к этому! — он в бешенстве ударил себя кулаком в грудь.
— К чему?
— К тому, что я чувствую к тебе. Я не знаю, как это назвать.
— Может, назовем просто дружбой?
— Не назовем! Это невозможно.
Стиви Рей лукаво ухмыльнулась.
— Вот ты не поверишь, но мы совсем недавно говорили об этом с Зои! Знаешь, что я ей сказала? Порой то, что нам кажется невозможным, в жизни оказывается совсем не однозначно черно-белым.
— При чем тут черное и белое? Речь о добре и зле. Мы с тобой находимся на разных чашах весов во всемирном равновесии добра и зла.