- У тебя грива дикого животного, - сказала она, нежно распутывая колтуны на его голове и очень осторожно расчесывая черные пряди. - Потерпи еще немного. Я стараюсь сделать все возможное, чтобы ты выглядел лучше, так что нечего дергаться. Твоя голова не может быть настолько чувствительной.
Кев вздрагивал не из-за расчески. А из-за того, что никогда в жизни никто к нему так не дотрагивался. Он встревожено застыл в глубине души… но когда огляделся вокруг, то понял, что никто не возражал и не видел ничего особенного в том, что делала Уин. Он расслабился и закрыл глаза. Расческа с трудом продиралась сквозь пряди его волос, вызывая бормотание извинений у Уини и нежное растирание пострадавшего места ее пальчиками. Так мягко. Из-за этого к его горлу подступил комок, а глаза непривычно защипало. Ошарашенный своими эмоциями Кев судорожно сглотнул. Он оставался напряженным, но полностью отдал себя ее в ее распоряжение. И едва дышал от удовольствия, которое она ему дарила.
Затем появилась ткань, которую она обвязала вокруг его шеи, и ножницы.
- Я очень хорошо умею это делать, - уговаривала Уин, наклоняя его голову вперед, чтобы добраться до его затылка. - Твои волосы нуждаются в стрижке. У тебя столько шерсти на голове, что можно набить матрас.
- Остерегайся, парень, - сказал старший Хатауэй. - Вспомни, что случилось с Самсоном.
Кев повернул к нему голову.
- Что?
Уин повернула его голову обратно и приступила к стрижке.
- Волосы Самсона были источником его силы, - пояснила она. - После того, как Далила их обрезала, он стал слабым и его захватили филистимляне.
- Ты не читал библию? - удивленно спросила Поппи.
- Нет, - ответил Кев.
Он держался напряженно из-за щелканья ножниц на затылке.
- Так ты - язычник?
- Да.
- Ты из тех, которые едят людей? - заинтересовалась Беатрикс.
Уин ответила прежде, чем Кев успел открыть рот.
- Нет, Беа. Можно быть язычником, не будучи каннибалом.
- Но цыгане ведь, на самом деле, едят ежей, - сказала Беатрикс. - А это так же плохо, как и есть людей. Потому что, как ты сама знаешь, у ежей тоже есть чувства, - она сделала паузу, заметив как темный локон волос упал на пол. - Оооо, как красиво! - воскликнула малышка. - Можно мне его взять, Уин?
- Нет, - грубо отозвался Меррипен, голова которого все еще была наклонена вниз.
- Почему нет? - спросила Беатрикс.
- Кто-то может использовать их, чтобы наколдовать неудачу. Или для любовного приворота.
- О, я этого делать не буду, - искренне сказала девочка. - Я только хочу добавить их в гнездо.
- Милая, - нежно сказала Уин. - Если это для нашего друга это так важно, то твои домашние животные должны будут обойтись каким-нибудь другими материалами для гнезда. - Ножницы отрезали очередной ряд тяжелых черных прядей. - Все цыгане так же суеверны, как ты? - спросила она Кева.
- Нет. Большинство еще хуже.
Ее легкий смех щекотал его ухо, теплое дыхание ласкала кожу.
- Чего из двух вещей ты боишься больше, Меррипен… неудачи или любовного приворота?
- Любовного приворота, - не колеблясь, ответил он.
Непонятно почему, вся семья начала смеяться. Меррипен с негодованием посмотрел на них, но не заметил в их веселье ничего, кроме дружеского подшучивания.
Кев замолчал. Он внимательно прислушивался к их болтовне, пока Уин заканчивала его стричь. Эта была самая странная беседа, которую он когда-либо слышал, потому что девочки совершенно свободно и на равных разговаривали со своим отцом и братом. Они перескакивали с одной темы на другую, обсуждая идеи, до которых им, на его взгляд, не должно быть дела, и ситуации, которые их не касались никоим образом. В этом не было смысла, но они, казалось, искренне наслаждались общением.
Он не знал, что такие люди бывают. Он не имел понятия, как что так бывает.
***Хатауэи не были обычной семьей. Они были веселыми, немного эксцентричными, увлекающимися книгами, искусством и музыкой. Жили они в довольно ветхом доме, но вместо того, чтобы менять двери или перекрывать крышу, они выращивали розы и упражнялись в поэзии. Если у стула отламывалась ножка, то они вместо нее просто ставили стопку книг. Их предпочтения были для него тайной за семью печатями. И Кев еще больше был ими удивлен и очарован, когда после выздоровления, они пригласили его остаться жить у них, освободив для него место на чердаке.
- Ты можешь оставаться у нас столько, сколько пожелаешь, - сказал ему мистер Хатауэй. - Хотя, подозреваю, ты когда-нибудь покинешь нас, чтобы найти свое племя.
Но у Кева больше не было своего племени. Они бросили его умирать. Это место стало его стоянкой.