Я прикусываю нижнюю губу.
Тик-так. В голове слышу, как тикает время. Я сказала «да» в баре, потому что мой единственный другой выбор гораздо менее приятен.
Теперь мне просто нужно найти в себе мужество сдаться мужчине, которого я считала и своей первой любовью, и своим врагом с шестнадцати лет.
Я сглатываю, собираю волю в кулак, затем опускаюсь на колени у его ног. Твердый бетон под коленями неумолимо впивается в кожу. С меня все еще капает, и дует горячий ветер. В этом нет ничего приятного. Но я не двигаюсь, пока Джетт внимательно изучает меня. Я чувствую каждую секунду его пристального взгляда.
Он хватает меня за левую руку.
– Сними это.
Мое помолвочное кольцо.
Я киваю. Это всегда было немного сложно. Временами я могла бы поклясться, что инкрустированное бриллиантами кольцо, обернутое вокруг пальца, каким-то образом душило меня.
– Что ты будешь с ним делать?
– Сохраню его вместе с твоей одеждой в течение следующих семи дней. По истечении этого времени, если ты захочешь вернуться к нему, наденешь обратно. – Он пожимает плечами. – Я не буду тебя останавливать.
Я не совсем верю, что он так легко меня отпустит. Или это принятие желаемого за действительное?
– Тогда почему бы не позволить мне носить его? Разве напоминание о том, что ты временно отрываешь моего жениха от его будущей невесты, не заставит тебя трепетать?
– Нет. – Его черные глаза вспыхивают, когда он хватает мою одежду со стола и берет в руки. – Я сказал голой. Я имел в виду голой. Это значит, что все долой.
Я сто раз спрашивала себя, зачем я нужна Джетту на следующей неделе. Конечно, если бы он собирался внести залог за Вэнса, договоренность могла быть достигнута через адвокатов, брокеров и банкиров. Вместо этого он пришел ко мне с этим неприличным предложением. С того момента, как я прочитала его записку, я могла думать только о двух возможных причинах, по которым он мог связаться со мной напрямую. Во-первых, он мог стремиться унизить меня. Я все время знала, что он, скорее всего, захочет отплатить мне за позор, который пережил тем летом. Я уверена, что он даже пару раз думал, что я частично виновата. Вторая – и гораздо более тонкая – возможность состоит в том, что он никогда не забывал меня и теперь хочет, чтобы все удовольствие, украденное у него тем летом, было восполнено.
Тем не менее, я больше не колеблюсь ни секунды. Я просто снимаю камень с пальца.
– Тебе это нравится, – я протягиваю его ему, – Сэр?
Нахмурившись, Джетт замирает, кладя драгоценности в карман.
– Да. Я так понимаю, ты слышала сплетни.
– Слышала.
Я хочу спросить, правда ли это, но не спрашиваю.
Он кладет ладонь на мою макушку и проводит пальцами по моим волосам, прежде чем затянуть их под резинкой, удерживающей свободный пучок, дергая, пока я не встречаюсь с ним взглядом.
– Все долой, Уитни.
– Это просто резинка для волос, – возражаю я.
– Она у меня на пути.
Как будто его слова решают вопрос, он ловко, но неумолимо срывает резинку с моих волос. Пряди спадают с плеч, цепляются за спину и сворачиваются на талии.
Когда он кладет в карман мою резинку, в его чернильных глазах вспыхивает жар.
– Подожди здесь. Не двигайся.
Это звучит как команда. Я не осмеливаюсь перечить ему, даже когда он разворачивается, полностью поворачивается ко мне спиной и снова входит в дом.
У меня болят колени, и ветер снова касается моих влажных сосков. И все же я не двигаюсь, отчасти потому, что боюсь, что он уйдет, если я это сделаю... А отчасти потому, что мне отчаянно хочется знать, что он сделает, если я этого не сделаю.
Так что я остаюсь наедине с ночью и своими мыслями. С моими сожалениями и тревогами.
Он быстро поймет правду. Тогда что скажешь? Какую защиту можешь придумать?
Голос в моей голове прав, но у меня нет никаких ответов, кроме очевидных. Джетт Дин очень быстро поймет, что я так и не смогла забыть его.
С одной стороны, хочу, чтобы между нами была правда, потому что я умираю от желания узнать, изменит ли это знание ситуацию. С другой стороны, как только он осознает… Я буду настолько уязвима, что это пугает.
Ему требуется всего минута на возвращение. Моя одежда исчезла, но он перекинул пушистый белый халат через мощную руку.
Его глаза полны одобрения.
– Превосходно. Я почти ожидал, что ты ослушаешься меня и отступишь в какой-нибудь другой угол дома.
– Нет.
Он протягивает мне руку. Я ненавижу то, как дрожу, когда беру ее, и он помогает мне подняться на ноги.
– Умничка. Вытяни руки по бокам.
Я так и делаю, и он набрасывает на меня халат, затем затягивает его на талии.
– До девяти часов вечера в следующую субботу ты не будешь надевать ничего, что я тебе не дам. Это ясно?
– Да.
Джетт бросает на меня уничтожающий взгляд.
– Ты знаешь, кто я такой. Отвечай правильно.
– Да, сэр.
Он кладет мою резинку в карман, затем берет мою руку в свою.
– Пойдем со мной.
Я не говорю ни слова, когда следую за ним в дом. Он запирает за нами французские двери и ведет меня через зал обратно в большое фойе. Корзина и чистая коробка из-под обуви все еще стоят, открытые и ждут. Я вижу, что он бросил одежду, в которой я пришла, на столик в прихожей. Мое обручальное кольцо сверкает в тени рядом с кучей одежды. Затем он отпускает мою руку, жестом указывает на корзину и отступает назад.
Я должна быть той, кто уберет одежду. Это символично. Я сбрасываю для него всю внешнюю оболочку и прихожу к нему обнаженной, как в прямом, так и в переносном смысле. Это вдвойне верно в отношении моего обручального кольца.
– Я жду, – рычит он позади меня.
Я сама выбрала быть здесь. Я рискнула.
Спасения нет. И как только я подчинюсь, пути назад уже не будет.
Делая успокаивающий вдох, я тянусь за одеждой и бросаю ее в корзину, затем засовываю туфли в коробку, кладя кольцо между ними.
– Закрой их, – настаивает он.
Он трахает мне мозги еще до того, как вообще меня трахнет. Он заставляет меня отказаться от единственного барьера между нами, добровольно убрать его из досягаемости, прежде чем он начнет меня развращать.
Это мучительно. Это ужасно. Это грязно. И мне нравится, как работает разум Джетта.
Я делаю в точности то, что он говорит, закрываю корзину и крышку коробки из-под обуви. Затем выжидающе поворачиваюсь к нему.
– Сделано.
Он бросает на меня беглый взгляд, кивает и снова хватает меня за руку.
– Ты понимаешь?
Значение его жеста? Да. Что будет дальше? Не совсем. Мы займемся сексом, я уверена. За пределами этого… Я понятия не имею, что он потребует за свои сорок миллионов долларов. Но поскольку цена такая высокая, уверена, что он не облегчит мне эту неделю.
– Да, сэр.
– Очень хорошо. Пошли наверх.
Он ведет меня по слегка изогнутой лестнице с богато украшенными перилами из кованого железа. Наверху мы добираемся до лестничной площадки. Держа руку на моей пояснице, он ведет меня в конец коридора, не говоря ни слова.
У меня перехватывает дыхание, когда я вхожу в комнату.
Массивная кровать доминирует в пространстве, покрытая мягким белым хлопком и серым бархатом. Подушки всех форм, размеров и текстур прислонены к зеркальному изголовью кровати и занимают половину матраса. Вверху висит люстра, представляющая собой баланс между преломляющими свет кристаллами и железом. Она прикреплена к потолку, покрытому зеркалами. По бокам кровати стоит пара тумбочек, а в углу – плюшевый белый стул. Лохматый серый коврик согревает молочного цвета доски пола. Напротив кровати есть камин. Открытые французские двери выходят на задний двор, пуская легкий летний ветерок.
Все это тепло и чувственно и так идеально подходит для романтического соблазнения.
За исключением толстых черных кожаных ремней, свисающих с каждого угла кровати.