Она по колено утопала в мягком ковре цветущего розового мха. Слюдяные крапины в гранитных глыбах отражали золото солнца и голубизну неба, и похоже было, что тысячи драгоценных камней сами просятся в ладонь; где-то выводила чистым голоском свою незатейливую песенку пустельга, и на несколько мгновений Нелл полностью слилась с окружающим ее миром и горячая, будто солнце поцеловало, волна счастливой сопричастности чуду прилила к восторженному сердцу. Память об этом останется с ней навсегда!
Тем временем карибу стало трое: к малышу и отцу присоединилась олениха. Нелл старалась подобраться поближе, ничем не потревожив мирную трапезу оленьего семейства, и наконец сумела найти идеальное для наблюдения место: устроившись, удобно вытянув усталые ноги, на впитавшем солнечное тепло валуне, что притаился за стайкой широко раскинувших кроны лиственниц, она вновь приникла к биноклю. Шкуры животных лоснились здоровьем, мех переливался разными оттенками — от густого кремового до искристого темно-коричневого. Изредка самец вскидывал голову, прислушиваясь, и Нелл видела в окулярах тревожные крупные янтари его глаз, в которых постепенно угасала вспыхнувшая было тревога.
Текло время — медленно, как смола прибрежных сосен. Нелл, сделав несколько снимков, с наслаждением грызла яблоко. И тут послышался нарастающий шум мотора.
Потом показалась машина — нечто среднее между армейским джипом и автофургоном, — которая, к неудовольствию Нелл, вдруг притормозила и остановилась у того места, где она начала торить тропку. Из машины вышел человек, с наслаждением потянулся. Может быть, этим все и кончится, и, слегка размявшись, чужак продолжит свой путь... Она ни с кем не хочет делить свое уединение, и менее всего — с мужчиной! Хоть бы он уехал...
Но мужчина бесшумно закрыл дверцу автомобиля и направился туда, где паслись карибу. Из своего укрытия Нелл ясно видела, что он чуть прихрамывает.
Убирайся к черту! Отправляйся в Каплин-Бэй, в Сент-Суэйзин — куда угодно, только подальше отсюда. Исчезни с глаз моих!
Вспорхнувшая неподалеку пичуга привела ее в чувство, и Нелл даже испугалась той истовости, с которой секунду назад заклинала незнакомца исчезнуть. Вообще-то она человек компанейский. Во всяком случае, была. До того, как ей пришло в голову навести порядок на чердаке их старого дома в Мидделховене, где она родилась и выросла. До того, как в проржавевшей жестяной коробке отыскался дневник Анны, ее бабушки, которую она и видела-то всего однажды, когда была совсем крохой. Этот дневник она читала всю ночь напролет и прочла толстую тетрадь от корки до корки.
Каких-нибудь пару месяцев назад. А, кажется, что прошла целая вечность.
С необъяснимым злорадством Нелл наблюдала, как мужчина преодолевает те же трудности, что и она, пробираясь через заболоченные участки, сражаясь с колючим кустарником. Того и гляди, выйдет прямо на нее. И надо же было такому случиться, чтобы в столь пустынном месте какой-то тип нарушил ее безмятежный покой!
А незнакомец все приближался: Нелл отчетливо слышала, как хрустят под его массивными ботинками мелкие камушки; могла уже разглядеть и джинсы, плотно обтянувшие стройные сильные ноги, и клетчатую рубашку с закатанными до локтя рукавами. Со смутным беспокойством она отметила высокий рост, уверенный разворот налитых силой плеч и... суровое лицо. Можно подумать, он не прогуляться вышел, а идет в похоронной процессии.
Надо что-то делать. Не ждать же, когда он попросту наступит на нее! Нелл подобралась, готовя себя к тому, чтобы встать в полный рост, и лихорадочно соображая, следует ли сначала прокашляться, чтобы таким образом дать ему знать о своем присутствии, или сразу заговорить. Впрочем, все разрешилось само собой. Он поскользнулся. Чтобы не упасть, ухватился за гибкий древесный ствол и, должно быть, перенес всю тяжесть крупного тела как раз на ту ногу, на которую хромал. Незнакомец еле удержал равновесие и разразился потоком отборных ругательств. Ругался он по-французски.