— Я бы не сказал, что все мы примитивные звери. Каннибализм был запрещен более ста лет назад; а некоторые из нас даже научились пользоваться вилками и ножами, — пошутил я в последней попытке ее успокоить.
— Оставь меня в покое, — потребовала она и обхватила себя руками. — Я знаю, что у вас на тарелках. Вы — хищники, убивающие невинных животных. Это отвратительно!
Мое терпение иссякло.
— Скажи, ты ведешь себя несносно, потому что боишься, или ты всегда такая?
Она проигнорировала меня.
— Я задал тебе чертов вопрос, — мой тон прозвучал немного резче, чем я планировал.
— Если хочешь знать, я уравновешенный и добрый человек, но сомневаюсь, что у кого-то вроде тебя хватит эмоционального диапазона, чтобы понять, через что я сейчас прохожу.
— Кого-то вроде меня? — Нервный тик моего глаза усилился, когда я взял стакан воды со своего прикроватного столика.
Взгляд Афины упал на воду, и моим первым порывом было спросить, не хочет ли она пить, но примитивный дикарь, которым она меня считала, не сделал бы этого, поэтому я не стал ей ничего предлагать.
— Честно говоря, мне плевать, где ты будешь спать, пока ты не мешаешь мне и остальным в доме. — Взбив подушки и устроившись поудобнее на кровати, я добавил: — Ты можешь взять одну из моих футболок в шкафу для сна.
Ее ответ последовал незамедлительно:
— Нет, спасибо.
Взъерепенившись, я глянул на Афину, которая стояла посреди комнаты, словно боялась прикоснуться к чему-либо, на чем могли оказаться бактерии северян.
— О, так ты слишком хороша, чтобы надеть одну из моих футболок?
Не сводя глаз с изголовья моей кровати, она тихо пробормотала:
— Я бы предпочла спать голой, чем в твоей одежде.
На ум пришло около тысячи ответов, но я был не в настроении шутить.
Пять долгих минут я ждал с закрытыми глазами. Мое дыхание пришло в норму, а в комнате была практически темень — и все же я не мог заснуть. Дело не в том, что я боялся, что Афина сможет выбраться из комнаты, поскольку механизм блокировки требовал кода. Меня будоражила мысль о том, чтобы я делал, окажись в ее ситуации. Я уже пересчитал все тяжелые предметы в комнате, которыми она могла ударить меня по голове, пока я пытался заснуть. Я также помнил о веревке в моей сумке, которую использовал для скалолазания. Что, если она найдет ее и свяжет меня или, что еще хуже, задушит?
Насколько я знал, Мамаши были тихими и миролюбивыми, но разве оказавшись в заложниках большинство людей не стало бы бороться за выживание? Что, если Афина действительно поверила в то, что я первобытный дикарь?
Может мне следовало сказать ей, что я врач и что моя жизнь вращается вокруг того, чтобы облегчить страдания людей. Почему я не признался ей?
Обдумав это, я пришел к выводу, что именно ее раздражение и пренебрежение ко мне спровоцировали меня на такое грубое поведение.
— Ты можешь наконец найти место для сна? — огрызнулся я, и звук ее шагов стих.
Пока не послышался вновь.
— Слушай, я не знаю, какого хрена у тебя на уме, но ты побывала в каждом уголке этой комнаты, а в темноте мало что можно разглядеть, — рявкнул я на нее. — Либо ты найдешь место для сна, либо серьезно, я свяжу тебя и заткну тебе рот кляпом.
Афина издала недовольный звук, щелкнув языком по нёбу, но это не помешало ей снова подойти к окну.
— Ладно, леди, хватит. Я тебя предупреждал! — Включив свет, я вскочил с кровати и направился к своей спортивной сумке, затем вытащил веревки.
— Что ты делаешь? — пронзительно вскрикнула она и попятилась, ее глаза были широко раскрытыми и испуганными.
— Ложись на кровать, — приказал я.
— Нет! — закричала она, и когда я загнал ее в угол, она попыталась меня обойти. Можно подумать у нее бы это получилось.
Пока Афина извивалась в моих объятиях, я прошипел ей на ухо:
— У тебя, очевидно, недостаточно эмоционального диапазона, чтобы понять, что значит для человека высыпаться по ночам.
— Мы можем поговорить об этом, — воскликнула она.
— Ха, я пытался, но ты отказалась со мной разговаривать, теперь мы сделаем по-моему. — Без особого труда я отнес ее на кровать, раздраженный тем, что она не переставала кричать. Если я не заставлю ее заткнуться, кто-нибудь возьмет мою комнату штурмом, и тогда я точно не смогу уснуть.