— Забудь. — Афина переключила внимание на Ханса. — Мы помедитируем до прихода детей?
— Разумеется. — Они принялись подготавливать место для релакса, даже не взглянув в мою сторону.
— Эй, вы не пригласите меня присоединиться к вам? — спросил я.
— Не сегодня. Ты свободен.
Меня обеспокоил ее отказ, несмотря на то, что медитация не была моим любимым занятием, я начинал к ней проникаться, плюс ко всему мне не нравилась идея того, что вместо меня Афина будет общаться с сияющей черепахой.
— О, я так понимаю, ты расстроена из-за того, что я не проявляю достаточно эмоций?
Афина растелила коврик на пол, все ее движения повторял Ханс, которому, похоже, было не по себе от моей конфронтационной манеры.
— Дело вот в чем, Афина, если тебе интересно, где все добрые и внимательные мужчины — те, которые поделятся с тобой своими чувствами за чашкой травяного чая, — тогда у меня есть для тебя ответ, — произнес я с приторно-сладкой улыбочкой.
Она опустилась на коврик и посмотрела на меня со всей сосредоточенностью.
— Говори.
Я выдал свой ответ с долей сарказма.
— Все эти мужчины заняты тем, что трахают своих парней.
Глубоко вздохнув, Афина указала на мою куртку, висевшую на стене.
— Я знаю, что снаружи идет снег, но я была бы признателна, если бы ты вынес свои ругательства за порог дома.
Предвидя ее реакцию, я сорвал куртку со стены и направился к двери, но прежде чем захлопнуть ее, бросил последний комментарий через плечо.
— Удачного вам налаживания связи.
Афина оказалась права, снаружи было действительно холодно, но моя кровь бурлила, и я побежал без какого-либо определенного направления. Моя голова разрывалась от непонятных эмоций, надежд и сожалений.
Афина была разочарована во мне, но она не знала и половины того, что я скрывал.
Была бы пацифистская жрица снисходительной и нежной, если бы узнала, что я убийца?
Набирая скорость, я бежал до тех пор, пока мои легкие не начало жечь от боли, и каждая частица моего тела не закричала в знак протеста — точно так же, как это было той ночью, семнадцать лет назад.
Я кричал в панике от угроз Джонсона сделать меня своей сучкой и вырезать свои инициалы на моей коже. Никто не спешил мне на помощь, потому что за все время, что он пытал меня в этой комнате, никто из других наставников никогда не осмеливался вмешиваться. Мы, студенты, были не единственными, кто боялся жестокого психопата.
Я боролся изо всех сил, извиваясь всем телом и сжимая свою задницу, чтобы он не изнасиловал меня.
— Слушай, ты, маленький засранец, — усмехнулся он. — Я свяжу тебя или вырублю, но в любом случае я тебя этим вечером трахну.
Он сделает это, Джонсон не шутил об избиении. В прошлый раз я отделался сотрясением мозга.
— Стой спокойно и расслабься, слышишь меня?
Я слышал его, но это было нечто большее, чем просто страх. Я годами терпел его жестокое обращение, но сейчас все было по-другому. Гордость и чувство собственного достоинства — единственное, что у меня осталось, и я скорее умру, чем стану его секс-игрушкой.
Придавив меня своим телом и ругаясь, он открыл ящик своего стола и вытащил кляп и небольшой моток веревки.
— Продолжай бороться, мой милый. Ты лишь доставишь мне еще больше удовольствия, когда наконец подчинишься. Бен тоже мне противостоял, но в конце концов я натренировал его, как маленького щенка… — я так и не услышал окончания его фразы, потому что в этот момент дверь распахнулась, и Джонсон начал кричать, чтобы тот, кто вошел, убирался к чертовой матери.
Все еще придавленный грузным телом, я не видел, кто был в комнате, но когда Джонсона оттащили от меня, мне показалось, что с меня сняли тысячу фунтов. Я оттолкнулся от стола и развернулся, чтобы увидеть, на кого он кричит. Передо мной разыгралась странная сцена: Магни, мальчик почти на три года младше меня, дубасил Джонсона по лицу и ребрам с откровенной яростью.
— Я убью тебя, — прорычал Джонсон на Магни и попытался защититься, но Магни был не обычным двенадцатилетним ребенком. Он был опытным бойцом более шести футов ростом, он сражавшийся с безжалостной решимостью.
— Это не то, чем кажется. — Джонсон выплюнул один из своих зубов и вытер кровь тыльной стороной ладони. — Финну нравится игра, в которую мы играем. — Он судорожными движениями пытался подтянуть штаны.
Магни не сказал ни слова; вместо этого он направил всю свою силу на такой удар, что Джонсон отлетел назад, сильно ударившись головой об пол.
Только когда Джонсон свернулся калачиком и застонал от боли, Магни повернулся, чтобы посмотреть на меня. Сжав руки в кулаки, с суровостью во взгляде и выпяченной грудью в стойке бойца, он крикнул: