Папа был бы так разочарован. Ему бы не понравилось, что я ждала только для того, чтобы быть совсем… не замеченной.
Достаточно.
Да. Да, этого было достаточно.
Я вскочила со стула прежде, чем осознала, что делаю.
— Вера.
Я проигнорировала Вэнса и направилась к бару. В голове у меня все расплывалось, но шаги были на удивление уверенными, когда я шла к этой блондинке с красными губами и ногтями в тон.
Матео заметил меня первым. Он сел ровнее, отстранившись от женщины.
Она повернулась на табурете, ее улыбка сникла, когда она оглядела меня.
— Привет, Вера, — брови Матео сошлись вместе. — Ты в порядке?
— Не говори мне «Привет». И нет. Я не в порядке, — я расправила плечи. — Я не твоя сестра.
— Не моя сестра? — его лоб нахмурился. — О чем ты говоришь? Ты пьяна?
— Думаю, да, — я ненавидела, что позволила себе напиться. Ненавидела, что поступила как она. Ненавидела, что потеряла его.
Матео даже не был моим с самого начала, но я все равно его потеряла.
Я потеряла их всех.
Боже, как это больно. Когда же перестанет болеть?
— У него аллергия на моллюсков, — сказала я блондинке.
Ее брови сошлись вместе.
— А?
— Его любимый цвет — синий. Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать. Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.
Женщина посмотрела на Матео.
— У тебя есть дочь?
Он проигнорировал ее, его взгляд был прикован ко мне.
И я уставилась на него в ответ, удерживая его сапфировые глаза, когда мои собственные наполнились слезами.
— Он пилот, но больше не летает. Не знаю, почему. Он готов на все, чтобы помочь своим сестрам или братьям. Он носит коричневые ботинки с черным ремнем, хотя они не подходят друг другу.
Горло Матео дрогнуло, и что-то промелькнуло в его взгляде, но я была слишком пьяна, чтобы понять это. Может, он думал, что его коричневые ботинки и черный ремень сочетаются.
— Он жаворонок. Он пьет черный кофе. Он очень хорош в математике и может складывать числа в уме быстрее всех, кого я когда-либо встречала. Он выглядит волшебно, когда едет верхом на лошади. И свет следует за ним. Когда он рядом, всегда солнечно.
Что-то мокрое скатилось по моей щеке. Слеза. Я позволила ей расплескаться по грязному полу бара и снова переключила внимание на женщину.
Суровость и раздражение на ее лице исчезли, сменившись той самой нежной жалостью, которую дядя Вэнс дарил мне раньше. Было мучительно получать жалость от этой женщины. Этой незнакомки, которая, вероятно, проведет ночь в постели с Матео.
— Он не будет относиться к тебе, как к сломанной, даже если это так, — прошептала я, когда слезы хлынули ручьем.
— Вера, — голос Матео был хриплым, как будто ему нужно было выпить воды.
Он мог бы выпить ее, когда я закончу.
Я обогнула табуретку, проскользнув между ними. Блондинка попыталась оттолкнуть меня коленом, но я проигнорировала ее, устояв на ногах. И прежде чем Матео успел произнести хоть слово, я прижалась к его губам, удерживая эти мягкие губы в течение двух мучительных ударов сердца, прежде чем отстраниться.
Он уставился на меня, его лицо было нечитаемым.
— Мне надоело ждать, пока ты меня заметишь.
И потом я вылетела из бара и принялась бежать. И пока я мчалась по тротуарам Куинси, я спрятала свою любовь к Матео.
Я засунула ее в тот запертый сундук.
И похоронила глубоко внутри себя.
Часть II ПОСЛЕ
12. МАТЕО
Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.
Эта фраза от Веры стала ударом ниже пояса. Каждый раз, когда я вспоминал прошлую ночь, она поражала меня сильнее всего. А может, это был поцелуй, который чуть не свалил меня с табурета.
Пальцы поднялись, собираясь коснуться моих губ, но я успел прижать руку к боку. Как получилось, что я все еще чувствовал ее губы, мягкие и сладкие, на своих?
Вера. Черт возьми.
Как давно она испытывала ко мне такие чувства? И что, черт возьми, нам теперь делать?
— Доброе утро.
Я подскочил, и обжигающий черный кофе в моей кружке пролился на мою руку.
— Прости, — мама вышла из дома, когда я вытирал ее насухо. — Думала, ты меня услышал.
Я ни черта не мог расслышать из-за громкого голоса Веры в моей голове.
Его любимый цвет — синий.
Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать.
Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.
— Ты рано встал, — сказала мама, присоединившись ко мне у перил на крыльце.