27. МАТЕО
Чек на моей кухонной стойке раздражал меня. Он притягивал внимание уже, казалось, в миллиардный раз с тех пор, как я оставил его возле кофейника утром. Бледно-голубой, с чёрными напечатанными буквами. Простой. Стандартный. Но за то время, что я на него смотрел, он мог бы стать ярко-жёлтым с трёхмерными буквами и мигающим стробоскопом.
Гриффин дал мне его сегодня, когда я приехал к нему, чтобы закончить ремонт загонов. Когда последняя панель была установлена, он попросил меня зайти в дом. И тогда он вручил мне этот чек.
Моя зарплата.
Это был далеко не первый чек. Он платил мне наравне с другими работниками ранчо. Но сегодняшний чек был первым, который я не хотел брать.
Я даже не стал заполнять форму на прямой депозит от Элоизы.
Работа на ранчо была моей работой. Работой, которая мне всегда нравилась. Не то чтобы я её любил. Просто нравилась. Она, вместе с работой в отеле, оплачивала счета.
Я не тот человек, которому нужно богатство, чтобы чувствовать себя успешным. Я ценю благословения, а не деньги. Моё богатство — это люди, которых я люблю, особенно маленькая девочка, которая сейчас спала дневным сном, и женщина, покорившая моё сердце за считаные недели.
Но деньги всё равно нужны. Когда-нибудь Алли нужно будет поступать в колледж. И я хотел бы свозить Веру куда-нибудь в путешествие. Может, зимой мы улетим в пустыню, подальше от снега.
Этого должно было быть достаточно. Работа на семейном ранчо, жизнь ради улыбок Алли и Веры — этого должно было быть достаточно.
Но этого было мало.
Слова Веры, сказанные на прошлой неделе, продолжали звучать у меня в голове. Каждый раз, когда я смотрел на этот чек, я слышал её голос: «Ты создан, чтобы летать.»
Эта женщина знала меня, возможно, лучше, чем я сам. Она была права. Пришло время двигаться дальше. Но куда?
Обработка сельхозугодий с воздуха? Это всего лишь обработка полей. В нашем районе Монтаны в этом нет большой необходимости: слишком пересечённая местность. Больше лесов, чем полей. Больше скота, чем пшеницы.
Есть возможность летать в сезон лесных пожаров, но это будет означать месяцы вдали от дома. Я не могу так долго быть вдали от Алли и Веры.
Может, я мог бы открыть лётную школу в Куинси. Правда, студентов у меня было бы один-два человека в год.
Или… мы могли бы переехать.
Я любил летать. Без сомнения. И если бы меня ничто не держало, я бы вернулся на Аляску и летал каждый день. Но это не то место, где я хотел бы растить Алли. И я не стал бы перевозить Веру. Не только потому, что она так настойчиво стремилась найти отца, но и потому, что ей была нужна Монтана. Ей нужен был Куинси. Ей нужны были Идены.
А если мы всё же найдём Кормака Галлагера, тогда я и вовсе не был уверен, что нам делать дальше.
Мы не говорили о Кормаке с того дня на Соболиной вершине. Мы больше не ходили в походы. Вера была занята учёбой, экзаменами и работой. Когда она каждый вечер приходила в домик, я меньше всего хотел нагружать её чем-то тяжёлым, поэтому не поднимал тему её отца. Мы не обсуждали и агента ФБР.
Свенсон уехал два дня спустя после разговора с Верой в «Кофе у Иденов». Я попросил Элоизу сообщить мне, когда он выехал из отеля. Пока что я мог не думать о нём. Но не о Кормаке.
Возможно, я избегал говорить с Верой о Кормаке, потому что сам до конца не знал, что об этом думать. Что думать о Кормаке. О её матери.
Нора. Её звали Нора. Насколько я мог вспомнить, я никогда не слышал, чтобы Вера произносила это имя. За два года я не мог припомнить ни одного случая, чтобы она упоминала имена своих сестёр.
И до прошлого месяца она не говорила о Кормаке.
Этот ублюдок пытался задушить мою сестру. Я не был уверен, что когда-нибудь смогу это простить. Он мог убить её — намеренно или нет. Сделал он это, чтобы защитить Веру, или нет, он всё равно чуть не задушил мою сестру.
Как я должен был с этим смириться? Как Лайла? Или Вэнс?
Хруст колёс по гравию вырвал меня из размышлений. Я вышел из кухни к входной двери и открыл её как раз в тот момент, когда грузовик Вэнса остановился рядом с моим.
Он был одет по-рабочему — рубашка с эмблемой Полицейского департамента Куинси, значок и пистолет в кобуре на ремне джинсов. В руках он нёс вазу с розовыми розами. Поднявшись на крыльцо, он сказал: — Привет.
— Красивые цветы.
— Это для Веры. Подумал, что ей будет приятнее, если они будут здесь, а не в лофте.
— Заходи, — я кивнул, приглашая его следовать за мной, и закрыл за ним дверь. — Я как раз о тебе думал.
— Звучит опасно, — он поставил вазу на стол, затем облокотился на стойку, словно она была единственным, что удерживало его на ногах.