Пока Флинн говорил, Галлахер глядел на кровь, которая раньше била фонтаном из горла Пэда Фитцджеральда, а теперь лужицей запеклась на полу. Отец Мёрфи стоял в самом центре этого темно-красного пятна и, казалось, совсем не замечал его, и Фрэнку хотелось сказать священнику, чтобы он перешел на другое место, но в это время Флинн крепко пожал ему руку и проговорил:
– Удачи тебе, Фрэнк! Помни: следующее семнадцатое марта мы будем отмечать в Дублине.
Изо рта Галлахера вырвался какой-то непонятный звук, но он кивнул с отчаянной решимостью.
Флинн вышел из склепа и взял отца Мёрфи за руку. Он повел его вверх по лестнице, провел через алтарный помост, а потом вниз по ступенькам в галерею. Священник высвободил свою руку и повернулся к алтарному органу. Джон Хики сидел, облокотившись о клавиатуру, и разговаривал по полевому телефону, у его ног лежало прикрытое шинелью тело Фитцджеральда. Отец Мёрфи встал на колени и откинул шинель с головы Пэда. Перекрестив его лоб, он встал и взглянул на Хики, который в этот момент повесил трубку.
– Все делаешь тайком? – обратился Хики к священнику. – Ну и где же теперь бродит душа Пэда Фитцджеральда?
Отец Мёрфи молча смотрел на Хики, а тот продолжал:
– Сейчас, как порядочный священник, ты спросишь, не хочу ли я исповедаться, заранее зная, что я откажусь. А что, если я стану исповедоваться? И что, если вся моя жизнь, каждый мой грех, кощунство и богохульство, какие только можно вообразить, будут тогда прощены? Смогу ли я войти тогда в царство небесное?
– Вы знаете, в чем должны покаяться, – ответил отец Мёрфи. Хики с силой хлопнул ладонью по крышке органа.
– Я знал, что тут какая-то хитрость!
Флинн опять взял прелата за руку и потянул прочь. Они прошли мимо исповедальни, и взгляд Флинна задержался на маленькой белой кнопке.
– Умно было задумано, падре. Должен прямо сказать. – Он посмотрел через галерею на Хики. – Я не знаю, что сообщили вы, Морин или Хики, но я должен быть уверен, что никто из вас не сделал ничего, что внесло бы еще большую сумятицу по ту сторону стен собора.
– Я до сих пор ощущаю удовлетворение от того, что сделал это, – ответил отец Мёрфи.
Флинн рассмеялся и пошел дальше. Отец Мёрфи последовал за ним, и, пока они шли, Брайен продолжал говорить:
– Так вы чувствуете удовлетворение, так вы сказали? Но, на мой взгляд, таким образом прославляется эгоизм, святой отец. – Флинн остановился в проходе трансепта, расположенного между двумя южными трифориями, и, посмотрев вверх на трифорий, по которому они только что проходили, позвал Имона Фаррелла: – Ты верующий, Имон, я знаю, но отец Мёрфи не умеет летать, и я боюсь, как бы ты не остался без исповеди.
Фаррелл смотрел с таким видом, будто именно эту исповедь он не хотел бы пропустить. Отец Мёрфи спросил:
– Вы раскаиваетесь во всех своих грехах, сын мой?
– Да, святой отец, – кивнул Фаррелл.
– Так и совершайте действия во имя раскаяния – будьте милосердны, мистер Фаррелл. Не делайте ничего, что пошло бы во вред вашему духовному спасению.
Флинн раздраженно одернул священника:
– Если вы будете продолжать в том же духе, больше не услышите ни одной исповеди.
Отец Мёрфи отвернулся и пошел прочь, а Флинн очертил Фарреллу в общих чертах план штурма, добавив под конец:
– Если мы остановим их, на рассвете твой сын будет свободен. Удачи тебе!
Флинн подошел к широким дверям трансепта. Около них стоял священник и не сводил глаз с двух прикрепленных к ним мин цвета хаки и четырех поменьше, разложенных на полу рядом с дверью. В разных направлениях от них вились тонкие проволочки.
– Видите ли, – как бы между прочим заметил Флинн, – когда двери станут вышибать, две верхние мины взорвутся сразу, а остальные одна за другой с интервалом в пятнадцать секунд, выплескивая в течение минуты целый град шрапнели. Все двери будут забиты корчащимися в муках телами. Стоны… подождите, вы услышите стоны… не верится, что человеческое существо может издавать столь душераздирающие крики. Боже, от этого кровь стынет в жилах, а кишки превращаются в лед, святой отец.
Священник продолжал неотрывно смотреть на мины.
Флинн пошел наверх.
– Посмотрите на эти господствующие высотные точки. Как, черт бы их побрал, они могут рассчитывать на удачу? – Он подвел священника к небольшой двери в углу трансепта и пропустил вперед. Молча они поднялись по винтовой лестнице и вошли в длинный трифорий, расположенный на высоте пяти этажей над центральным залом.
У двери стояла Абби Боланд, держа в руках автоматическую винтовку М-16. В кладовке она нашла пару халатов и надела их поверх униформы. Флинн по-дружески обнял ее и, отведя подальше от священника, объяснил план штурма и ее действия. Бросив взгляд через неф, Брайен заметил, что за ними наблюдает Джордж Салливан. Сняв руку с плеча Абби, он сказал:
– Если мы не остановим их… И если ты сама решишь, что сколько их ни убивай, все равно пользы не будет, тогда лезь в башню колокольни. Не пытайся бежать на хоры к Джорджу… И держись подальше от Лири и Меган. Поняла?
Абби метнула взгляд в сторону хоров и понимающе кивнула.
– Чердак будем удерживать сколько возможно, – продолжал Флинн, – но бомбы не нанесут особого вреда башням – только они уцелеют. С Джорджем ничего не случится в южной башне.
– Мы с Джорджем понимаем, что после всего этого больше не увидимся, – сказала она и посмотрела на Салливана, который все так же продолжал следить за ними сверху.
– Удачи тебе! – Флинн пошел по направлению к башне, оставив ее наедине с отцом Мёрфи.
Несколько минут спустя отец Мёрфи подошел к Флинну, и тот посмотрел на часы.
– У нас остается совсем мало времени, так что проворачивайте свои дела побыстрее.
– Откуда вы знаете, сколько времени у вас осталось? Позвольте мне предположить, что вам известен план предстоящего штурма до мельчайших подробностей. – Отец Мёрфи выразительно посмотрел на рулон бумаги в руках Флинна.
Тот похлопал священника по плечу рулоном и проговорил:
– Как вы знаете, каждый человек имеет свою цену, и она частенько кажется ничтожно малой, но разве кто-нибудь когда-нибудь подумал о том, что Иуде Искариоту, возможно, очень нужно было серебро? – Он рассмеялся и указал на винтовую лестницу.
Они поднялись на три этажа вверх и оказались на чердаке. Флинн открыл большую деревянную дверь, и они вошли внутрь. Отец Мёрфи вгляделся в слабо освещенное пространство и заметил приготовленные дрова и молельные свечи. Обернувшись, он в упор посмотрел на Флинна, который невозмутимо встретил его взгляд, и отец Мёрфи понял, что говорить тут нечего.
Из темноты появились Джин Корней и Артур Налти. Обняв друг друга за талии, они шли по узеньким мосткам. По выражениям их лиц стало ясно, что они заметили, с какой ненавистью Флинн и священник смотрят друг на друга. Остановившись в отдалении, они тревожно глядели на них. Длинные струйки пара вырывались из их ртов. Присутствие отца Мёрфи напомнило этим двум заблудшим душам, что не следует переступать порог, пока не пригласят.
– Добрый святой отец хочет отпустить вам грехи, – сказал Флинн.
Лицо Джин Корней вспыхнуло. Налти был явно смущен и испуган. От удивления брови у Флинна поползли вверх, и он, издав короткий вздох, объяснил прелату:
– В подобных ситуациях очень трудно не потерять самоконтроля.
Лицо отца Мёрфи оставалось невозмутимым, но он все же сделал долгий, понимающий вдох, которому, как подумал Флинн, его, наверное, обучали еще в семинарии. Брайен велел священнику оставаться на месте, а сам направился по мосткам к молодым людям. Передав Джин три листа бумаги, он быстро объяснил план действий и напоследок предупредил:
– Они начнут с вертолетов где-то после пяти пятнадцати. – Чуть помолчав, добавил: – Не робейте!
– Мы боимся только, как бы нас не разлучили, – ответила Джин. Налти кивнул.
Флинн обнял обоих за плечи и пошел к священнику: