Лена родилась с древней душой. Поэтому она и оставалась вечным ребенком. Поэтому она и писала сразу, почти с пеленок, великие стихи.
Про нее можно было бы сказать, как сказал китайский поэт Хэ Чжи-Чжан про своего современника Ли Бо: «Ты бессмертный какой-то гений, с небес в наказанье на землю поверженный».
И вот посмотрите, как академик Алексеев описывает Ли Бо: «Дарованиями он отличался с самого раннего детства, нрава был пылкого, порывистого, свободного, не желающего ничем себя стеснять и ни с кем считаться. <…> Говорят, что он утонул, норовя в пьяном виде схватить в объятья диск луны, отраженный в воде». Ему был, между прочим 61 год. Елена Шварц умерла в своем доме, в присутствии двух любимых и любящих друзей. Ей был 61 год. Дарованиями она отличалась с самого раннего детства, нрава была пылкого, порывистого, свободного…. И луна, наверное, заплакала, обнимая ее.
Я уже не говорю о том, что она была, как она сама сказала о себе, описывая себя-подростка — «китайчатая или япончатая». А Товстоногов говорил: «Лена стала похожа на японскую принцессу». Он, конечно же, перепутал, он имел в виду китайскую принцессу.
Я уже не говорю об Арно Царте и лисе.
И вот из ее последнего стихотворения «Воспоминание о реанимации с видом на Невы теченье. Елене Поповой» (этот вид — подарок судьбы, может быть последний, сказала она мне по телефону из больницы):
Авторская каллиграфия Ли Бо. Национальный дворцовый музей. Пекин.
Лена в Риме — стремительная черная молния, божий воробей. Своевольная красавица-поэтесса, Кинфия. Я присутствовала при возвращении Кинфии в Рим. В черном пальто с красным шарфом, с постоянно сосредоточенными на своей внутренней жизни глазами, которые при этом успевали замечать все римские мелочи. Скорость — вот главное свойство Елены Шварц.
Мы ходили по Римскому форуму в поисках черного камня (Lapis Niger, по преданию там был убит Ромул), мы почему-то никак не могли его найти, к нам еще присоединилась группа американских туристов, которые тоже искали черный камень. Я сказала Лене: а вот когда-нибудь будут здесь ходить и искать, где мы с Вами ходили и искали черный камень. И вообще будут экскурсионные маршруты в Риме по Вашим стихам. Через несколько лет кто-то написал Лене, что был в Риме и ходил по местам, отмеченным ее стихами.
Елена Шварц, Рим, ноябрь 2001 г.
В Риме было страшно холодно. После того, как мы обошли по кругу огромную площадь перед собором Святого Петра и перед тем, как в него зайти, мы пошли греться в кафе. Именно тогда улыбчивый официант нас сфотографировал. Лена переводила мне городские новости из местных газет, выложенных для посетителей. Кажется, в разделе «Происшествия» было что-то про украденную коляску и пропавшую собачку. Лена прекрасно читала по-английски, по-немецки (я страшно ей была благодарна, что она прочитала мой немецкий роман, мне было очень неловко взваливать на нее чтение прозы на чужом языке; прочитала в рукописи, книжка вышла еще через полгода и почта ее так и не доставила за два месяца, которые были Лене еще отпущены), по-французски, по-итальянски. По-моему, могла читать латинские тексты. Я сейчас, когда многие вспоминают Лену, несколько раз наталкивалась на пожимание плечами, как это, она вроде бы переводила французские / английские книжки, а я с ней говорил/говорила, она с трудом могла связать несколько слов. Это чудовищно дремучий взгляд на вещи. Я много раз замечала, что чем человек филологически девственнее, тем менее он снисходителен к ошибкам, которые делают люди, говоря на иностранном языке. У Лены было пассивное владение языками, но действительно очень хорошее. В Ленином детстве Дина Морисовна приглашала для нее учителей. Это вообще была редкость в ее поколении и в ее кругу (я имею в виду в кругу писателей, не являющимися профессиональными германистами, романистами, латинистами). У нее не было никакой практики. Она впервые попала заграницу в 40 лет (если среди моих читателей есть настолько молодые люди, что они не знают, почему, пусть спросят своих родителей). И она всегда читала на этих языках. А после Америки она легко говорила по-английски.