подобилося тамъ
На понтѣ ледяномъ различныхъ птицъ стадамъ.
Коломна наконецъ отверзла дверь широку
100 Россiйской полночи, полудню и востоку.
Отъ запада гремятъ въ стѣнахъ мечи у ней;
И сердцемъ зрѣлася она Россiи всей,
Къ которому, какъ кровь, вся сила обратилась:
Кровавая война воззрѣвъ на нихъ гордилась.
105 Внутри себя и внѣ мечи и пламень зря,
Встрѣчаетъ городъ сей Россiйскаго Царя,
Который окруженъ отечества сынами,
Какъ новый былъ Атридъ у Трои подъ стѣнами.
Онъ видитъ полночь всю подъ скипетромъ своимъ,
110 И многiе Цари на брань дерзали съ нимъ;
Всему отечеству сулили большу цѣлость,
Россiйскихъ войскъ соборъ, любовь къ войнѣ и смѣлость.
Когда полки Монархъ ко брани ополчалъ,
И молнiи носящъ, перуны имъ вручалъ,
115 На ратниковъ своихъ Россiя обращенна,
И стройностiю войскъ, и силой восхищенна,
И видяща Царя дерзающаго въ путь,
Подъ громомъ чаяла трубъ звучныхъ отдохнуть;
Блестящiе мечи, Россiйскiя сраженья,
120 Сулили больше ей, чѣмъ миръ успокоенья.
Прославить воинство предположивъ сiе,
Склонилъ къ нему Творецъ вниманiе свое.
И къ войску громкая побѣда обратилась;
Но свѣтлая заря взошла и помутилась.
125 Какъ будто льющiйся въ луга съ горы потокъ,
Россiйско щастiе препнулъ на время рокъ.
Горѣли мужествомъ уже сердца геройски,
И ставилъ Iоаннъ въ порядокъ ратны войски,
Которы принесли отъ странъ различныхъ въ дань,
130 Любовь къ стечестѣу, злодѣямъ страхъ и брань,
Летящи мыслями и мужествомъ къ Казани,
Уже простершiя къ сраженью храбры длани.
Вдругъ видятъ съ южныхъ странъ идущу пыль столпомъ,
И конскiй топотный внимаютъ бѣгъ потомъ,
135 Приближилось къ Царю, какъ вихрь, видѣнье тое,
И разступилося какъ облако густое;
Явилися гонцы Россiйски наконецъ,
Которыми влекомъ Ордынскiй былъ бѣглецъ.
Написанна боязнь у нихъ на лицахъ зрима;
140 Бѣглецъ возопiялъ: война! война отъ Крыма!
Уже со множествомъ бунтующихъ Татаръ
Рязань опустошилъ Ханъ Крымскiй Исканаръ;
Москвы не истребивъ, сей Ханъ не хощетъ мира.
Вы зрите предъ собой его раба Сафгира.
145 Какъ будто человѣкъ при самомъ бывъ концѣ,
Изображенну смерть имѣлъ Сафгирь въ лицѣ;
Отверзта грудь его, раздранная одежда,
Являли, что ему одна была надежда:
Позорно кончить жизнь! Склонивъ главу стоялъ,
150 И къ Царскимъ вдругъ ногамъ трепещушiй упалъ;
Но бодрости Монархъ отчаяннымъ податель,
Спросилъ его: кто онъ? Я рабъ твой и предатель!
Я рабъ твой, землю онъ челомъ бiя, вѣщалъ.
Симъ словомъ, не войной сердца онъ возмущалъ.
155 И рекъ ему Монархъ: какъ Царь тебѣ вѣщаю,
Хотя ты мнѣ и врагъ, вину твою прощаю;
Но вѣрности въ залогъ теперь повѣдай мнѣ
О грозной Крымцами внесенной къ намъ войнѣ.
Щедротой оживленъ, молчанье разрываетъ,
160 И слезы отеревъ, предатель отвѣчаетъ:
О Царь! мнѣ ты простишь, но Богъ, который мститъ
За вѣроломство намъ, вины мнѣ не проститъ;
Уже моей душѣ въ тоску и въ огорченье,
Является теперь мнѣ вѣчное мученье,
165 Свирѣпый огнь, болѣзнь, и вѣчна смерть, и гладъ:
Пылаетъ кровь моя, ношу я въ сердцѣ адъ.
Вы чаете, что я рожденъ въ Махометанствѣ,
А я увидѣлъ свѣтъ, и взросъ во Христiянствѣ;
Народу и тебѣ злодѣя и врага,
170 Во свѣтъ произвели Рязанскiе луга.
Позволь мнѣ имяна сокрыти жизнь мнѣ давшихъ,
О пагубѣ моей родителей рыдавшихъ;
Уже ихъ въ свѣтѣ нѣтъ!… Тутъ пролилъ слезы онъ,
И въ грудь себя бiя, пускалъ глубокiй стонъ,
175 И тако продолжалъ: Ихъ нѣтъ! а я остался,
Дабы томился въ вѣкъ, и токомъ слезъ питался;
Прибѣгъ я тако въ Крымъ, искати щастья тамъ,
Къ соблазну юности, душѣ въ позоръ и срамъ;…
О! лучше бы не знать рожденья мнѣ и свѣта,
180 Я тамо впалъ во тму пророка Махомета!
И льстящая меня во то время щастья тѣнь,
Возвысила въ Крыму на знатную степень;
Отъ глазъ моихъ была святая вѣра скрыта,
И вдругъ увидѣли мы хитраго Сеита,
185 Который предложивъ отъ Ордъ Казанскихъ дань,
Вдохнулъ намъ во сердца противу Россовъ брань.
Корыстью, гордостью и лестью ослѣпленны,
Симъ старцемъ всѣ чины явились уловленны;
И силы многiя собравый Исканаръ,
190 Нагайскихъ преклонилъ къ странѣ своей Татаръ;
Казанцы златомъ насъ и ратью подкрѣпили;
Съ свирѣпствомъ варварскимъ въ Россiю мы вступили;
Предъ нами огнь летѣлъ, за нами смерть и гладъ;
Пустыни дѣлались, гдѣ цвѣлъ недавно градъ;
195 И будто бы съ собой законъ Махометанской,
Приноситъ жадный духъ ко крови Христiянской;
Къ отечеству любовь и чувства потуша,
Остервлена была на кровь моя душа.
Я первый, можетъ быть, не зная казни близкой,
200 Я первый мечь омылъ, мой мечь въ крови Россiйской;
Не тронутъ плачемъ былъ ни отроковъ, ни женъ,
Тогда отъ воинства съ дружиной отряженъ,
Пошелъ опустошать окружные предѣлы,
И въ пепелъ обращалъ встрѣчаемыя селы:
205 Рѣками кровь точилъ! И въ нѣкiй грозный день,
Когда простерла нощь на землю перву тѣнь,
Со пламенемъ мы домъ и съ воплемъ окружили.
Бѣгутъ отъ нашихъ стрѣлъ, которы въ ономъ жили.
И старецъ мнѣ сквозь мракъ явился въ сѣдинахъ,
210 Котораго гнала свирѣпа смерть и страхъ;
Сей старецъ отъ мечей и копей укрывался,
Онъ руки вознося, слезами обливался.
О варваръ! стономъ я не тронулся его;
Я бросилъ копiе свирѣпствуя въ него,
215 И грудь его пронзилъ. Омытый старецъ кровью,
Со Христiянскою вѣщалъ тогда любовью:
Простите, Небеса, убiйцѣ смерть мою!
Я долгъ естественный природѣ отдаю;
Мнѣ тако жизнь скончать назначила судьбина;
220 О! естьли сынъ мой живъ, благословляю сына!
Когда же духъ его съ послѣдней кровью текъ,
О Боже!… имя онъ мое вздохнувъ изрекъ…
Я стрѣлы острыя и мечь мой отвергаю,
Кончающему жизнь, я къ старцу прибѣгаю,
225 И въ немъ родителя, нещастный! познаю;
Онъ кончилъ жизнь, а я недвижимый стою!
Когда моя душа изъ тѣла вонъ летѣла,
Отторгнули меня отъ убiенна тѣла.
Лишенный чувствъ моихъ, я впалъ во смертный сонъ;
230 Но мнѣ спокойствiя не могъ доставить онъ.
Прости мнѣ медленность въ сказаньѣ таковую,
Я нѣчто важное, о Царь мой! повѣствую.
Во снѣ родителя я видѣлъ моего,
Вонзенно копiе я зрѣлъ въ груди его;
235 Объемлетъ хладною отецъ меня рукою,
И мнѣ трепещущъ рекъ: не трать, не трать покою;
Прощаю я тебя, но скройся отъ Татаръ;
Погибнетъ съ воинствомъ Сеитъ и Исканаръ!
Онъ къ небу поднялся… Я въ страхѣ пробудился,
240 И въ саму ону нощь отъ Крымцовъ удалился,
Бѣжалъ Россiянамъ видѣнье возвѣстить.
Хощу ли быть прощенъ? и льзяль меня простить?
На смерть сюда пришелъ врагъ Божiй безъ боязни.
Сафгиръ простеръ главу, и ждалъ достойной казни.
245 Но Царь вѣщалъ ему: не мнѣ за грѣхъ твой мстить:
Прощаю то тебѣ, что я могу простить;
Но казни избѣжать въ судѣ по смерти строгомъ,
Покаясь предо мной, покайся и предъ Богомъ.
Сафгиръ, сей страшный левъ, сталъ кротокъ какъ овенъ,
250 И скрылся отъ людей, крещеньемъ о