Выбрать главу
ъ побѣждать.              Тамъ паству тучную луга готовятъ злачны;              Тамъ жажду утолять, бiютъ ключи прозрачны;    65          Приносятъ Нимфы имъ Помонины дары;              То зрится не походъ, но вѣчные пиры.                        Израилю въ пути столпъ огненный предходитъ;              Россiянъ пламенна къ побѣдамъ храбрость водитъ.              Какъ будто изъ бреговъ поднявъ хребетъ рѣка,    70          И паствамъ и лугамъ грозитъ издалека,              Долины и поля объемлюща въ началѣ,              Суровѣе течетъ, чѣмъ валъ кидаетъ далѣ;              Наполнивъ шумомъ водъ пещеры и лѣса,              И зданiя влечетъ и горды древеса:    75          Такъ воинство на брань Россiйское дерзало.              Но щастiе свою невѣрность оказало;              Уже отчаянье тревожило Татаръ;              Мечтался имъ Сеитъ, мечтался Исканаръ.                        Уже Россiйскихъ войскъ великая громада,    80          Касалась древняго Владимирскаго града.              Тамъ видно озеро извѣстныхъ мутныхъ водъ,              Которыя зоветъ бездонными народъ.              И градъ обрушенный мечтаетъ быть во ономъ,              Вѣщающiй свою погибель частымъ звономъ.    85          Минуя воинство плачевныя брега,              Преходитъ градскiя зеленыя луга;              Извѣстной въ древности нещастьями столицы,              Открылися вдали Владимирски бойницы.              Тамъ видимы еще среди крутыхъ бреговъ    90          Остатки мшистыя пловучихъ острововъ;              Всечасной казнiю они изображаютъ,              Коль строго Небеса убiйцевъ поражаютъ;              И предка Iоаннъ напомнивъ своего,              Сiе прочелъ въ слезахъ въ надгробiи его:    95                    Боголюбиваго разторгли, яко звѣри,              Свирѣпы братiя Кучковой злобной дщери;              Георгiй симъ врагамъ за брата отомстилъ,              Во гробы заключивъ, живыхъ на дно пустилъ.              Земля не емлетъ ихъ, вода въ себя не проситъ,    100          Подъ видомъ острововъ до днесь убiйцевъ носитъ;              Покрыты тернiемъ поверьхъ воды живутъ,              И кажется, еще въ своей крови плывутъ.                        Царь въ сердцѣ впечатлѣвъ Ордынски разоренья,              Направилъ быстрый ходъ враговъ для усмиренья,    105          Уже онъ Муромски предѣлы прелеталъ,              И Нижнiй-градъ идущъ къ Велетмѣ миновалъ;              Оставивъ Суздальскихъ владѣтелей столицу,              Вступилъ Россiйскiя державы на границу.              Тамъ видитъ ярости Казанскiя слѣды,    110          Разлившiяся вкругъ какъ быстрый токъ воды;              Взведетъ ли Iоаннъ слезами полны взоры              На долы томныя, на возвышенны горы,              На храмы Божiи, на селы, на пески,              Все ризой черныя одѣяно тоски;    115          Въ крови, казалося, созженны домы тонутъ,              Дымятся вкругъ поля, лѣса и рѣки стонутъ.              Пролей со мной, пролей, о Муза! токи слезъ,              Внимая плачь вдовицъ и тяжкихъ звукъ желѣзъ.                        Печальны матери воителей встрѣчаютъ,    120          У коихъ скорби взоръ и лица помрачаютъ;              Терзая грудь свою, едина вопiетъ:              Мой сынъ, любезный сынъ! Тебя во свѣтѣ нѣтъ!              Я видѣла его кинжаломъ пораженна,              Моя надежда съ нимъ и пища погребенна;    125          Отмстите за него!… Упала ницъ она,              И вышла изъ нее душа тоски полна.                        Безчеловѣчную Ордынску помня ярость,              Подъемлется съ одра трепещущая старость;              На домъ свой указавъ дрожащею рукой:    130          Отсюду похищенъ, вѣщаетъ, мой покой!              Не давно набѣжавъ грабители суровы,              Взложили на моихъ дѣтей при мнѣ оковы.              Къ отмщенью видящiй удобные часы,              Подъ шлемомъ бѣлыя скрываетъ онъ власы;    135          И старцы многiе, мечей внимая звуки,              Берутъ оружiе въ трепещущiя руки,              Едва бiющуся щитомъ покрыли грудь;              Казалось, лебеди летятъ съ орлами въ путь.              Полуумершу плоть надежда оживила;    140          И будто вѣтвiя отъ корени явила:              Такъ бодрость на челахъ у старцовъ процвѣла,              Котора скрытою, какъ въ пеплѣ огнь, была.              Безсильны отроки, примѣромъ ободренны,              Во храбрыхъ ратниковъ явились претворенны.    145                    Въ долинѣ древнiй дубъ простерши тѣнь стоялъ,              Тамъ корень у него токъ водный напоялъ;              Единъ изъ жителей Царя къ нему приводитъ,              Онъ гордое на немъ писанiе находитъ:              Народамъ симъ велитъ свирѣпая Казань    150          Въ залогъ дѣтей привесть, свое имѣнье въ дань;              И естьли въ лунный кругъ та жертва не приспѣетъ,              То вся сiя страна навѣки запустѣетъ;              Россiйской кровiю омоются поля,              И будетъ пламенемъ пожерта ихъ земля.    155                    Что дѣлать намъ теперь? нещастный вопрошаетъ              Царя, которому промолвить гнѣвъ мѣшаетъ,              Но скрывъ досаду, рекъ: Дадимъ Казанцамъ дань;              Не злато, не сыновъ, дадимъ кроваву брань,              Пускай отъ здѣшнихъ странъ сiи сыны любезны    160          Не узы понесутъ, но огнь, мечи желѣзны!                        Воздвигли жители какъ море общiй гласъ:              Веди, о Государь! скоряй къ Казани насъ!                        Тогда предсталъ Царю, кипящему войною,              Почтенный нѣкiй мужъ, украшенъ сѣдиною;    165          И тако рекъ ему: Гряди противъ Татаръ!              Однако укроти на время ратный жаръ:              Ихъ пламень, Государь, въ ихъ сердцѣ не простынетъ,              А слава и тебя конечно не покинетъ;              Свое стремленiе, свой подвигъ удержи,    170          На лунный оборотъ походъ свой отложи;              Не мерзостный подлогъ въ мои слова вмѣщаю:              Для блага общаго я истинну вѣщаю.              Когда ты поспѣшишь желанною войной,              Войною на тебя возстанетъ жаръ и зной;    175          И долженъ братися не съ робкою Ордою,              Но съ воздухомъ, съ огнемъ, съ землею и водою.              О Царь! Движенiя военны потуши;              Бѣдою общею для славы не спѣши.                        Глаголы старика, сѣдиной умащенна,    180          Какъ будто слышались изъ храма освященна,              И напояли всѣхъ какъ сладкая роса.              Но Царь сказалъ, глаза возведъ на небеса:              О Боже! Ты то зришь, что я не ради славы,              Но для спасенiя сражаюся державы;    185          А естьли истребить желаетъ Небо насъ,              Россiя вкупѣ вся, да гибнемъ въ сей мы часъ!              Но ты, премудростью исполненный небесной,              О старче! о дѣлахъ предбудущихъ извѣстной;              Взведи глаза кругомъ, и слухъ твой приклони,    190          Услышишь вопли здѣсь, увидишь вкругъ огни;              Младенцы видимы, о камень пораженны,              Текуща кровь въ поляхъ и домы въ прахъ созженны,              Повелѣваютъ намъ отмщеньемъ поспѣшать;              Зря слезы, можно ли отмщеньемъ не дышать?    195                    Когда Царева рѣчь сей страхъ изображала,              Вдругъ дѣва, блѣдный видъ имѣюща, вбѣжала;              Скрывающи ея увядшiя красы,              Прилипли ко лицу заплаканну власы;              Потокомъ слезъ она стенящу грудь кропила,    200          И руки вознося, къ Монарху возопила:              Неси, о Государь! къ Казани огнь и мечь,              Вели ты воды вкругъ, вели ихъ землю жечь;              Да воздухъ пламенемъ Ордынцамъ обратится;              Но что? ужъ мой супругъ ко мнѣ не возвратится!    205          Я смертью многихъ Ордъ не возвращу его,              И жертва лучшая конецъ мой для него;              Вонзите, кто ни есть, мнѣ мечь во грудь стенящу!              Пустите душу вонъ къ любезному хотящу!              Скончайте съ жизнiю и муку вдругъ мою!    210          Стыда я моего предъ вами не таю:              Любовной страстiю къ нещастному возженна,              Уже была я съ нимъ закономъ сопряженна;              Уже насъ брачныя украсили вѣнцы:              Какъ въ самый оный часъ, всеобщихъ бѣдъ творцы,    215          Казанцы лютые въ Господнiй храмъ вломились,              И брачныя свѣщи въ надгробны претворились;              Оковы нѣжныя, связующiя насъ,              Кровавыя мечи разторгли въ оный часъ;              Влекомый мой супругъ отъ глазъ безчеловѣчно,    220          На мѣсто: я люблю! сказалъ, прости мнѣ, вѣчно!