Отверзъ небесну дверь Денницы перстъ златой,
Румяная заря встрѣчалась съ темнотой;
Гдѣ кисть густую тѣнь отъ свѣта отличаетъ,
Тамъ зрѣнiе черты межъ ими не встрѣчаетъ,
5 Смѣшенье сходное при утреннихъ часахъ,
Въ слiянномъ съ нощью дни казалось въ небесахъ;
Мракъ тонкiй изчезалъ, сiянiе раждалось,
И каждо существо со свѣтомъ пробуждалось.
Тму гонитъ съ небеси прiятная заря;
10 Видѣнье гнало прочь печали отъ Царя:
Изъ храма Iоаннъ съ пустынникомъ выходитъ,
И зрѣнiе на долъ съ вершины горъ возводитъ;
Сквозь чистый воздухъ зритъ прiятныя поля:
Тамъ нѣжной зеленью одѣлася земля,
15 И представлялася цвѣгы производяща,
Какъ въ первый разъ изъ рукъ Господнихъ изходяща;
Зефиры тихiе играютъ по лѣсамъ,
И свѣжесть отдаютъ землѣ и небесамъ;
Поля жемчужною росою орошенны,
20 Со мрачностью ночной бѣгутъ пары сгущенны.
Когда бесѣдовалъ съ Монархомъ Вассiянъ,
Сокрылись ужасы отъ сихъ угрюмыхъ странъ,
И дождъ, небесный дождь, лѣсовъ и горъ питатель,
Прохлады алчущихъ, и жизни сталъ податель:
25 Какъ будто старцевыхъ внимая силѣ словъ,
Рѣкою зашумѣлъ изъ хладныхъ облаковъ;
Долины томныя и рощи оживились,
Былинки напились, цвѣты въ лугахъ явились;
Лазоревый покровъ одѣлъ поверхность горъ.
30 Взводя на все сiе Монархъ веселый взоръ,
Вѣщалъ: Великiй Богъ! о коль Тебѣ не трудно
Во свѣтѣ то творить, что дивно намъ и чудно!
Но трудно намъ Твои щедроты заслужить,
Ты Богъ! и Бога мы умѣемъ раздражить.
35 Глубоку мысль сiю питай всегда о Богѣ;
Но, старецъ рекъ, иди; твой станъ теперь въ тревогѣ,
Иди! друзей твоихъ и войски успокой,
Неизреченною снѣдаемы тоской;
При семъ не забывай ужаснаго видѣнья:
40 Твой Богъ тебѣ Отецъ; ты будь отцемъ владѣнья!
Разумный Царь почтенъ, хотя нещастенъ онъ;
Не злоключенiя, пороки зыблютъ тронъ.
Прiосѣнивъ Царя, съ горы его низводитъ,
Гдѣ спящаго въ травѣ Алея Царь находитъ;
45 Се вѣрный рабъ тебѣ! Монарху старецъ рекъ,
Не въ дружбѣ, но въ любви онъ слабый человѣкъ;
Люби и чти его!… Алей свой сонъ оставилъ.
Сокрылся Вассiянъ…. Царь къ войску путь направилъ;
И слезы радостны лiя въ сей мирный часъ,
50 По бѣдствахъ видъ имѣлъ спокойный въ первый разъ.
Во станѣ между тѣмъ, когда Монархъ сокрылся,
Неизреченный страхъ и ужасъ воцарился;
Адашевъ по шатрамъ ходилъ какъ внѣ ума,
Ему казалася мрачнѣе нощи тма,
55 Колеблемой земля, по коей онъ ступаетъ;
Молчитъ, языкъ его къ гортани прилипаетъ;
Трепещетъ какъ тростникъ, во всѣ страны смотря,
Не смѣетъ вымолвить, что нѣтъ нигдѣ Царя;
Онъ рыщетъ по лѣсамъ, на холмы онъ взбѣгаетъ,
60 Услышать ходъ Царевъ, къ землѣ онъ прилегаетъ;
Не внемлетъ и не зритъ!… Толико грозный рокъ
Надолго скрытымъ быть отъ воинства не могъ:
Царево тайное отсутствiе познали;
Винить лишеньемъ симъ другъ друга начинали;
65 Претерпѣвающи злощастье многи дни,
Въ сей часъ нещастными почли себя они;
Печали, гладъ, тоска гоненья, скорби люты,
Явились страшны имъ, лишь только съ сей минуты.
Гдѣ Царь нашъ? гдѣ нашъ другъ? повсюду вопiютъ;
70 Умолкнутъ вдругъ они, и токи слезъ лiютъ!…
Но ратниковъ въ сей часъ внимая сокрушенью,
Послали Небеса прохладу къ утѣшенью:
Древами зашумѣлъ зефиръ издалека,
И многоводныя надвинулъ облака,
75 Которы въ воздухѣ какъ горы вкругъ ходили,
Сперлись, и вдругъ поля и рощи одождили.
Владѣющiй до днесь Ордынскою страной,
Отъ вѣтровъ прячется, подъ жаркiй поясъ зной;
Цвѣты и былiя въ долинахъ оживали;
80 А ратники Царя лишенны унывали;
Омытые дождемъ, среди своихъ прохладъ,
Вѣщали: зной пошли, о Небо! намъ назадъ;
Да голодъ насъ мертвитъ и жажда несказанна,
Лишь только намъ отдай обратно Iоанна!
85 Разсыпались они по дебрямъ и лѣсамъ,
Простерлись голоса плачевны къ Небесамъ;
Отдайте горы намъ Царя! они взываютъ:
Изъ рощей, изъ пещеръ Монарха призываютъ;
Но повторяемый стократно въ дебряхъ гласъ,
90 Имъ будто отвѣчалъ: Монарха нѣтъ у насъ,
Съ вечернiя зари до утренней ходили;
Безстрашнымъ, тропки имъ сумнѣнье наводили.
Уже предъ свѣтлою зарей изчезла тѣнь,
Луна подъ землю шла, и воцарялся день;
95 Адашевъ, слѣдуя склоненiю Цареву,
Рыдая шелъ къ тому развѣсистому древу,
Подъ коимъ Iоаннъ въ нощи видѣнье зрѣлъ.
Онъ шлемъ и мечь его подъ древомъ усмотрѣлъ,
Которые Монархъ въ забвенiи оставилъ,
100 Когда къ пустыннику съ Алеемъ путь направилъ.
Какое смутное видѣнье для него!
Оледенѣла кровь вкругъ сердца у него;
Воскрикнуть хощетъ онъ, но не имѣетъ мочи;
Остановилися стопы его и очи.
105 Такое зрѣлище, какъ острая стрѣла,
Пронзила грудь его и сердце сквозь прошла;
Онъ руки къ небесамъ трепещущи возноситъ,
Истолкованiя въ семъ дѣлѣ темномъ проситъ;
Взрыдалъ, и предъ собой воителей узрѣлъ!
110 Какъ хладный истуканъ, на нихъ Герой смотрѣлъ;
Воители его болѣнью сострадаютъ,
Бiя во грудь